— Спихнуть с моста на Бель-Айл. А к ногам привязать кирпич.
— Ты убил хоть одного человека? За всю жизнь? — полюбопытствовал Карл.
— Думаешь, я стану с тобой откровенничать? — буркнул Монтес.
— По-моему, он неженка, каких мало, и ни разу в жизни не марал руки, — заключил Арт.
— Я тоже ему не верю, — присоединился к приятелю Карл. — Называет нас профи, а сам хочет остаться чистеньким. Надо же — «Наденьте ей на голову пластиковый пакет». Кино насмотрелся, а сам не хочет руки пачкать. — Карл перешел в атаку: — Почему же ты сам не придушил старика мешком из химчистки? Он спал, рядом никого не было. А то позавчера мы явились, а тут вечеринка!
— Я пытался до вас дозвониться, — принялся оправдываться Монтес. — Спроси у Конни.
— Вот пусть он сам и прикончит девушку, — сказал Арту Карл. — Раз он завалил дело и привел ее в дом.
— Если мы ее кокнем, — коротко ответил Арт, — пусть он с нами расплатится.
— Он и без того задолжал нам — за старика. — Карл обернулся к разделочному столу: — Ллойд, ты нас слышишь?
Ллойд повернул голову:
— Извините. Что вы сказали?
Монтес поглядел на Ллойда:
— Ты не слышишь, как эти типы издеваются надо мной?
— Я будерброды делаю, — пояснил Ллойд, закрывая мясо хлебом. — Приправы в холодильнике. На любой вкус — хрен, пикули, соус чили, кетчуп, майонез…
— А горчица у тебя есть? — полюбопытствовал Арт.
— Да, нескольких видов, желтая горчица, острая, сладкая. Какую хотите? — Ллойд кивнул Джерому, дав понять, что тому лучше покинуть кухню. Когда парнишка не сдвинулся с места, Ллойд добавил: — Ступай, им сейчас не до тебя.
Он повысил голос, обратившись к трем болванам, обсуждавшим, кто из них должен убить девушку:
— Мы с Джеромом посмотрим телик в кабинете.
Мистер Парадиз любил смотреть телевизор в гостиной, поясняя, что кабинет слишком мал и заставлен мебелью. Там стояли массивные коричневые кожаные кресла и диван. Три стены кабинета занимали стеллажи, уставленные «лучшими книгами месяца» в разноцветных суперобложках. Лучшие издания за последние пятьдесят лет заполняли пространство от стойки до потолка. У четвертой стены Ллойд поставил телевизор: перенести его из гостиной ему помог мастер, заменявший разбитое стекло в двери.
Ллойд вошел в кабинет и увидел, что Джером нажимает кнопки мобильного телефона. Он вырвал у него из рук аппарат:
— Кому ты звонишь?
— Детективу из убойного отдела. Я его осведомитель.
— Ты хочешь сказать, стукач.
— Вы, наверное, их не слышали? Они говорили об убийстве какой-то девушки.
— Я слышал все, что они говорили. Каждое слово. Это не твое дело.
— Вам безразлично, что они собираются ее прикончить?
— Я уже сказал, — не лезь не в свое дело, — сердито повторил Ллойд. — Сначала они должны ее поймать и привезти сюда.
— Они решили засунуть ее голову в пластиковый пакет. Что тут происходит, в вашем доме?
— А ты что, не читаешь газеты и не следишь за новостями? Ошиваешься с этими олухами, и они не сказали тебе, что тут натворили?
Судя по выражению лица Джерома, он начал что-то понимать.
— Я знаю, — они убивают людей, — кивнул он. — Вот странно, они пришили кого-то в этом доме и явились сюда прятаться?
— Если хочешь об этом прочесть, — сказал Ллойд, — у меня сохранились газеты. Вот они, в кресле.
Джером повернулся, но Ллойд остановил его, схватив за руку:
— Дай-ка мне свою пушку.
Джером смерил домоправителя хмурым взглядом:
— Она мне самому нужна.
— Сколько раз тебе повторять: не лезь не в свое дело, — проворчал Ллойд. — Тебе она не понадобится, а вот мне может пригодиться.
27
Он совершенно не представлял себе Келли в Фармбруке, в красном кирпичном доме с белой облицовкой. Как бы лучше назвать стиль — послевоенное бунгало? С тремя маленькими спальнями, где вряд ли хватит места для ее одежды. Она вошла в гардеробную и появилась в блузке и брюках. А в Фармбруке деревянный гараж за домом уже начал гнить, к тому же он набит всяким хламом. О господи, а слуховые окна…
Он думал об этом, остановившись у входа в музей Риверы. Гигантские фрески Диего Риверы с машинами, рабочими и хозяином с плотно сжатым ртом покрывали обе стены — и левую, и правую. Напротив была сцена, чуть приподнятая над землей, и стояли стулья для публики. Отсюда кажется, что манекенщицы высоченные, под два метра; они дефилируют по подиуму с ничего не выражающими лицами, двигаясь строго по команде под гулкие ритмы диско.
Он узнал Келли, как только она вышла. И увидел, что она, не отрывая глаз, глядит на него. Келли чуть заметно улыбалась и выглядела восхитительно. Наверняка все собравшиеся мужчины — несколько сот человек в смокингах — понимают, что она хороша собой, обаятельна, и мечтают с ней познакомиться. Делса поднял руку, вытянув ее над головами сидевших перед ним, когда она дошла до конца подиума, постояла там и повернулась. Келли выглядела сногсшибательно. Как он любит ее невинное, юное личико! Ее глаза, ее нос! Он смотрел только на нее, не замечая ни платьев, ни брюк, ни костюмов. Обратил внимание лишь на «байкерский прикид» Келли, который она называла своим любимым. Хотя цепи были единственной деталью, вызывавшей ассоциации с байкерами и мотоциклами. Делса так и не смог вспомнить, попадались ли ему когда-нибудь байкеры с цепями. Он подумал о Морин, потому что Морин вовсе не была женщиной его любимого типа. Впрочем, когда они жили вместе, это для него ничего не значило. Он девять лет прожил в Фармбруке с Морин, и ему нравился дом из красного кирпича, ведь это был их дом. Морин называла слуховые окна, о которые все время ударялась, «хреновиной». Он не представлял Морин ни в одном из платьев и костюмов, которые сейчас показывали на подиуме. Морин была ниже и толще этих девушек.