— Да ты не в себе, похоже?! — если столь резкие перемены её и пугали, то она храбро не подавала вида, всё ещё надеясь, что это какая-то дурная шутка. Голос Роджерса отравлял слух ядом, пропитавшим каждое слово, а руки болезненно сжимались на талии, оттягивая кожу, словно хлопковую ткань простыни, и она вот-вот треснет по швам.
— Или тебе просто льстит моё звание? — кулак прилетел в плитку возле её головы, оставив на ней сколы и полосы, Роджерс вымелся из душевой кабины, едва не снеся хлипкую пластиковую перегородку, и даже дверь за собой не закрыл. Дэйзи лишь закусывала губу, вывернув смеситель до температуры арктического льда, чтобы собрать себя в кучу.
========== Глава 6 ==========
Дэйзи неслышно выбралась из ванной, кутаясь в громадное, махровое нечто, которое Элис стащила с какого-то отеля и гордо теперь именовала полотенцем. Сердце заполошно билось по грудной клетке, ведь за всё то время, что она провела рядом со Стивом, она не только не узнала его лучше, а только сильнее запуталась. Сквозь гул крови в ушах она почти ничего не слышала, подумав, что он всё-таки ушёл. Снова ушёл…
— У тебя есть, чем поживиться? — Дэйзи вздрогнула, когда из кухни донёсся его голос. Он всё ещё был здесь, и она тенью возникла в дверном проёме, наблюдая, как Роджерс залез в холодильник по плечи, гремя содержимым.
— Что-то оставалось, кажется, — откликнулась она, проникая в пространство собственной кухни, как вор, будто она здесь больше не хозяйка, и его мутная, тяжёлая аура заполнила каждый дюйм помещения, словно дёгтем залила.
Дэйзи осторожно ступала по паркету, сокращая между ними расстояние. Его монументальный силуэт высился над ней, заставляя сутулить плечи и испытывать чувство вины за то, чего она не делала, за весь белый свет, за то, что солнце встаёт на Востоке, а не наоборот. Эта нелёгкая борьба с самой собой вынуждала её сторониться и избегать прикосновений, смотреть куда угодно, только не в лицо ему. Снаружи она казалась бесстрастной, равнодушной, обиженной, но внутри полыхало пламя противоречий, которое взорвалось огненным торнадо под кожей, когда Роджерс коснулся её спины, там, где махровая ткань прикрывала голые, сведенные напряжением лопатки.
— Ну, прости меня, Дэйзи. Не сердись, — его резкие перепады настроения зажгли ещё один тревожный маячок в затуманенном влюблённостью подсознании, но и он стёрся из разума быстрее, чем она успела среагировать.
Стив подобрался сзади, слишком близко, так, что она ощущала всем телом его терпкий, болезненный жар, уткнулся носом в её влажные волосы, обжигая дыханием шею и плечо, сминая в ладонях несчастное полотенце. Её хотелось снова и снова, без передышки и перерывов на сон и отдых, ведь собственные мысли гноем расползались по стенкам черепной коробки, стоило лишь на минуту перевести дыхание.
— Стив, я… — она решилась взглянуть ему в глаза, обрезалась об сколотые грани синего льда и заострившиеся скулы на болезненно бледном лице. Капитан Роджерс выворачивал её наизнанку, вытряхивая остатки самоуважения и гордости, растаптывая подошвами достоинство. Дэйзи не помнила за собой такой беспомощной слабости. — Я понимаю всё, но… То, что ты сказал… Это не правда. Я с тобой не по этому.
Он прижал её к себе, вдыхая сладкий, цветочный запах волос, распутывая влажную после душа тряпку, чтобы вышвырнуть её на пол и вдавить Дэйзи в холодную дверцу, с которой, звеня, посыпались магниты.
Её было слишком мало, чтобы заполнить его пустоту, расцветить чёрный провал между до и после, принять его необъятную тоску, разделить её и заполнить собой. Её было слишком, катастрофически мало, но никакая другая не прижилась бы рядом, отторгаемая ядом, сухостью и бедностью почвы его эмоций, иной раз переходящих в бурю — в глубине души он почти был в этом уверен. Дэйзи — перекати-поле — лёгкое, неприхотливое, странствующее растение, но лишь в пределах своего неприветливого климата. Была ли она такой, или он её такой сделал за их непродолжительное время вместе, никто из них не знал.
Её было слишком мало, но продлить её хотелось до одурения.
В замкнутом пространстве без шанса спастись, с нее давно довольно, но Роджерс останавливаться не желал. С каждым последующим разом она была тише, сквозь зубы выстанывала уже не удовольствие, а жжение и боль, внутри становилось сухо, а колени и локти дрожали, подгибались, будто ватные.