- Так почему ты не хочешь принять свое сама?
Донхи тяжело дышит, сцепила кулаки аж до мелких царапок на огрубевшей от постоянной работы коже, и вот кажется, что сейчас она ему хорошенько врежет.
Не кажется.
Намджун ошарашено потирает покрасневшую щеку, понимая, что это не была легкая пощещчина – ему только что изо всей силы ввалили неплохим таким хуком правой. Хорошо хоть, пошатнулся, но на ногах стоять остался.
- Не дави на меня, - спокойно, и от этого еще более ужасающе говорит Донхи и, не смотря Намджуну в глаза, возвращается в дом. – Пошли, или ты простыть хочешь?
***
Февраль давит им обоим на мозги, неуклонно подбираясь к такому же слякотному и унылому марту. Намджуну кажется, что Донхи в его обществе вроде бы и комфортно, но вот почему-то всё время подсознательно чувствует себя на пороховой бочке с уже зажженным фитилем.
Донхи всё еще не отпирает своим ключом дверь, дожидаясь Намджуна, хотя он ей честно пообещал, что можно заходить в любое время и вообще, если что, то в любой момент он может организовать для нее отдельную комнату. Донхи кривилась, шипела обозленной кошкой, иногда царапалась даже (Намджун выявил, что он мазохист, потому что потом эти царапины любовно оглаживал и умиленно улыбался. Застукавший его за этим занятием Сокджин-хён скорчил сложное лицо, а потом долго о чем-то втолковывал ржущему Юнги-хёну, но это уже другая история), но всё равно держала глухую оборону.
Когда в телефоне мигает оповещением календарь о том, что сегодня Намджуна ждет рвотно огромное количество красных сердец на улице и длиннющие очереди в магазинах за сладким, его взгляд на мгновение затуманивается от представленный фантазий, где только он, Донхи и шоколад, но потом ему приходится прогнать сладкую дрему и встать. Работа не ждет, котенок не кормленный, но уже чем-то гремит в гостиной. Хоть бы не джойстиком…
Юнги зовет выпить, одиночка интровертный, не признающийся в своей жуткой романтичности – вот повезет какой-то девушке, если он всё же решится позвать её на свидание – но на самом деле все они такие, вечно недолюбленные, недохваленные и потому держащиеся друг за друга. Чихо пишет, что может организовать двойную свиданку, Сокджин советует сделать шаг вежливости и купить шоколад (Намджун этот вариант сразу же вычеркивает, потому что раз – фантазии, два – Донхи в него им швырнет и еще поглумится), Ёнгук зовет записывать вместе грустный микстейп о любви.
А потом от Юнги вдогонку еще одним сообщением – прямо по голове.
«Не проводи этот день один».
Намджун очень хочет вот прямо сейчас сорваться и поехать к хёну, минуя работу, потому что да, на всех накатывает, чтобы вот прям грустью и осознанием собственного одиночества…
Но на Юнги – с ним это очень редко случается.
И Намджун, конечно, может прогулять сегодня работу, но тогда весь его труд за последние полгода, то есть парочка громадных проэктов, канут в Лету – сегодня он как раз должен их предоставлять, и так выбивать деньги на их реализацию…
Сообщение к Донхи он отправляет, не думая, и поэтому очень удивляется, когда, выходя из машины, проверяет телефон, а там на удивление длинный для подруги ответ.
Я уже в клубе, шеф выглядит плохо, но не критично. Побуду с ним до вечера, не переживай, если что – тут же сообщу тебе.
Уже когда Намджун подходит к столу, запоздало осознает: девушка попросила его не переживать.
То есть.
Эмм…
Она попыталась о нем позаботиться?
***
- Да я в порядке, - Юнги отмахивается от упрямо смотрящей на него прищуренным взором Донхи, - реально, свали.
- Не могу, - шмыгает простужено девушка, и Мин сразу вспоминает, что на улице минус шесть, а эта дурында в старой потрепанной кожанке приплелась. Ну конечно, теперь он её не выгонит, заболеет снова серьезно, и опять придется несколько часов выслушивать от Сокджина. А Донхи продолжает напирать. – Шеф, вы хоть поешьте немного, на пустой желудок пить вообще не очень здорово и попахивает тягой к самоповреждению.
Юнги подвисает на пару минут, но после осторожно так (девушка сразу же напрягается) и очень вкрадчиво интересуется:
- Это ты мне говорить будешь?
Паршивка имеет наглость еще и нос задумчиво почесать, а потом плюхается на кресло напротив и хозяйски наливает себе выпивку. Мужчина смотрит на это лениво, отлично понимая, что если мелкая примчалась сюда рано утром, отпросившись с другой работы, значит, её послал Намджун. Из этого следует вывод: фиг она уйдет.
- Тогда хотя бы не пейте в одиночестве, шеф, - девушка улыбается, заправляя неловко длинные пряди за уши, и Юнги мимолетно улыбается. Такая на первый взгляд агрессивная со всем этим злобным взглядом, неаккуратно обстриженными ею же волосами, которые еще и додумалась выжечь до белого – он знает, сам когда-то так делал. Ей даже не нужна табличка «Не приближаться!», и так желающих мало. Все эти хмурые моськи, пафосное выдыхание дыма и заманчиво торчащие сквозь тонкие майки летом и кофты зимой лопатки, острые плечи – блядь, да она даже не осознает, насколько привлекательна в своем амплуа обозленной на жизнь стервы.
В самом начале, когда она пришла устраиваться на работу – еще с длинными каштановыми волосами до лопаток – Юнги её брать не хотел. Видно же, что в жизни ей не приходилось тяжело работать, целую ночь проводить на ногах или вообще убирать за кем-то, но чёрт, она так просила, говорила, что научится всему… и он тупо дал слабину.
Юнги соврет, если скажет, что не был ею увлечен. Спустя неделю глупых ошибок и неловкостей Донхи втянулась в ритм работы, нашла еще парочку подработок, и до него дошло: не взял бы работать, девушка бы просто напросто умерла от голода, да еще и на улице.
Еще через месяц она отрезала и покрасила волосы, спустя два – научилась огрызаться и начала создавать себе образ агрессивной суки. В клубе текучка кадров всегда была делом постоянным, и спустя некоторое время не осталось работников, которые помнили бы её хорошенькой брезгливой малышкой.
Только Юнги.
Теперь он рад, что это «увлечен» не превратилось в неловкое «влюблен», потому как конкурировать с Намджуном…
- Вы же понимаете, что не было бы никакой конкуренции? – в лоб спрашивает Донхи, куря прямо в помещении – его кабинете, между прочим! – и Юнги понимает, что всё это время выливал поток бессвязных мыслей прямо ей. Вот только Сон смотрит на него как-то… неуверенно, что ли? И объясняет. – Если бы я вдруг узнала, что нравлюсь вам, то на следующий день ноги моей бы здесь не было, понимаете? Я бы тупо боялась здесь работать.
- Какого чёрта! – праведному возмущению мужчины нет границ. – Я бы ни за что…
- Это я теперь знаю, - отмахивается Донхи, вытягивая вторую сигарету из только что распотрошенной пачки. – А раньше бы сбежала. Но всё равно, блин, что вообще во мне может нравится? Да чего вы ржете, шеф?! – обиженно дуется, и Юнги с некой гордостью думает, что перед Намджуном она всё же корчит из себя более взрослую и независимую, а на деле…
- Ты такой ребёнок, - говорит ласково, переклоняясь через стол и взъерошивая смешно сопящей Донхи волосы. – И теперь у тебя гнездо на голове.
- И чья это вина, интересно? – ворчит, но мягкой и с улыбкой. А после в одно мгновение с нее будто водой смывает всю серьезность, и она интересуется. – Часто с вами такое?
- Редко. Очень редко, - тянет сигареты из своей пачки, а подумав немного, и сделанные девушкой бутерброды тоже к себе тащит. – А с тобой бывает?
Донхи молчит, обдумывает, наверное. Юнги любит наблюдать за выражением её лица, когда девушка размышляет и делает для себя какие-то выводы.
- Раньше бывало, - наконец выдает, впервые притрагиваясь к налитой выпивке. – Сейчас у меня времени на такое нет.
Юнги кивает. Это он может понять.
***
- Мне шеф сегодня что-то втирал о паззлах. Типа, если кусочков не хватает, значит, ты не видишь целую картину.
Они входят в дом, чувствуя себя вымотанными: после приезда Намджуна они еще потусили втроем около двух часов, а после отвели хёна спать и с чистой совестью поехали к Джуну домой.