Опять. Опять эта чертова показушная расслабленность и спокойствие, когда на самом деле внутри этой избитой жизнью девочки творится чёрте-что. И ведь не впервые, зараза, так почему же до него не дошло раньше?!
— А почему я должен переживать? — получается не так беззаботно, как рассчитывалось, но прохладное спокойствие во взгляде напротив сменяется недоумением, и Намджун уже с привычным задором продолжает: — Мы с хёнами тебя хорошо воспитывали, так что я вообще удивлен, что ты ей не врезала.
— Да иди ты! — Донхи брыкает в его сторону ногой, но не дотягивается, зато стул под ней подозрительно колышется, и она пару мгновений тратит на восстановление равновесия под добродушное ржание друга. Усаживается ровно, шмыгает носом, а после признается. — Возможно, я немного влепила ей пощечину. И наступила на ногу. Но это совсем чуть-чуть.
В этот раз Намджун громкий хохот даже не думает сдерживать.
***
После двухсотого «ну хёёёёён, хён-хён-хён, ну приходиииии посмотреть, как мы с нуной танцуем!» Намджун — нет, не блокирует номер Тэхёна — берет и действительно приходит. У него сокращенный рабочий день в пятницу, так что парень не запаривается поездкой домой и переодеванием, просто снимает пиджак и чуть попускает галстук, оставаясь в чёрной приталенной рубашке и костюмных брюках. Привычный рабочий образ довершают лишь очки в тонкой оправе и изящные часы на левой руке — подарок матери, так что их он вообще никогда не снимает, ну и начищенные до блеска туфли.
Однако в колледже искусств, где множество молодых девочек и парней, его прибытие и вежливая улыбка производят почти что фурор, одна малышка так засматривается, что чуть не врезается в коллону (он, конечно, потом похвастался этим перед Юнги, на что хён только привычно поржал). Стоит ему попросить двух девушек с заляпанными тушью пальцами, как те сразу же соглашаются проводить его в танцевальную студию, а по дороге туда просто расцветают улыбками, когда Намджун рассказывает, что его пригласили Тэхён и Донхи.
— Онни замечатльеная, — сияет солнышком одна из них, — она хоть и пропустила два года, хоть и иногда делает ошибки в своих картинах, но при этом каждая из них просто невообразимо берет за душу.
— Да и как онни она тоже очень хорошая, — вторая чуть поспокойнее, хотя у нее следы туши даже на щеке и волосах. — Всегда внимательная к нашему самочувствию и настроению.
— В это я охотно поверю, — светит ямочками на щеках Намджун, и обе малышки на это лишь зачарованно вздыхают. — Она умеет заботиться, хотя иногда делает это странным путем.
В танцевальной студии пахнет потом и освежителем воздуха, но еще там жарко так, что почти ад. Намджун входит тихо, девушки с художеского юркают за ним внутрь, и на них троих вообще никто не обращает внимания. Наверное, здесь так принято, решает юрист, чтобы левые люди приходили во время тренировки, и устраивается рядом с дверью, взглядом выискивая знакомую до каждого волоска выжженную краской макушку.
И цепенеет.
Перед зеркалом репетирует почти что целая группа, людей десять точно. Тэхён и Донхи впереди, и то, что она вытворяет своим телом — поистине незаконно. Как-то быстро Намджун перестает видеть вообще других людей: весь его взгляд, вся сущность сконцентрирована только на Донхи, сияющей под желтым светом ламп, выгибающейся в немыслимые позы — у нее что, совсем костей нет?! Куда вообще подевалась ершистая, колючая девушка с ломкими резкими экономными движениями? Как так случилось, что сейчас она использует каждую, буквально каждую мышцу своего тела, чтобы в конце получилось невообразимо прекрасное искусство?
— Платочек дать? — хмыкают сбоку художницы, и Намджун резко закрывает рот, понимая, что так и стоял и пялился, пока Донхи вытворяла что-то совершенно запредельное на его глазах. Слюней он, конечно, еще не успел напустить на рубашку, но был близок к этому. Танцоры в это время накогец заканчивают (и хвала небесам, он же не железный — смотреть и не выдавать никакой реакции), Тэхён всех хвалит и кратко проходится по ошибкам каждого; он в этот момент такой серьезный, что даже непривычно, но всё это быстро забывается, стоит Донхи привычно зачесать пальцами растерпавшиеся волочы назад и обвести взглядом помещение. И…
Она почему-то краснеет, когда обнаруживает Намджуна.
Намджун чувствует, что заливается румянцем в ответ.
— Вы чего стоите, как два дебила, и пялитесь друг на друга? — Тэхён привычно падает на хёна, приобнимает его за плечи и совсем не фильтрует речь. — Так хорошо, что ты пришел, хён! Подождешь нас еще немного, а потом угостишь ужином, правда? — и делает щенячьи глазки. Намджун хмыкает и добро ерошит мелкому волосы.
— Как хорошо ты всё заранее продумал. Я где-то могу упасть, мне надо еще доделать парочку рабочих вещей?
— Мою кожанку видишь? — Донхи подходит тихо, но взгляд у нее всё еще непонятный: не то смущенный, не то напряженный, не то вообще… Странный, в общем. — Вот рядом с ней и падай. Можешь вон там стащить себе подушку, чтобы было удобнее, у нас стульев нет.
— Вижу, — юрист мягко улыбается, и Донхи почему-то отводит взгляд. — Вы так классно двигаетесь, что я просто залип, честно. Вы молодцы, ребят!
— Кто бы сомневался, — фыркает девушка, на что Тэхён почему-то ласково улыбается и «переводит».
— Нуна хотела сказать: «Нам очень приятно, что ты так думаешь».
Пока они беззлобно переругиваются, группа опять строится перед зеркалом, и Намджун еще пару минут следит за ними, поглядывая поверх экрана ноутбука, но после решает поберечь свое бедное сердце и сконцентрироваться на работе…
Из рюкзака Донхи выглядывает черной обложкой скетчбук.
Конечно же, юрист замечательно знает, что некрасиво трогать чужие вещи без разрешения, особенно, если это вещи самой упрямой и колючей девочки на свете, но он не удерживается. Виня и костеря себя последними словами, Намджун поддевает краешек уголка обложки…
И застывает.
Первая, вторая, третья, десятая, двадцатая страница… они покрыты карандашными набросками: животные, цветы, пейзажи, предметы, силуэты людей, которых легко можно угадать: покрытые кольцами руки Юнги, улыбка Тэхёна, глаза и челка Сокджина…
И десятки набросков самого Намджуна.
Он краснеет, как мальчишка, и аккуратно прячет скетчбук внутрь рюкзака. Наверное, он просто хорошая модель, ну, руки у него красивые, или там уши прорисовывать девочка училась…
Намджун решительно отказывается думать о том, что только что увидел, но чувствует, будто между ними падает еще одна из тяжелых выстроенных стен.
========== Soulmates Never Die ==========
Dry your eyes
Вытри свои слёзы
Soulmate dry your eyes
Твоя родственная душа вытрет твои слёзы,
Cause soulmates never die
Потому что родственные души никогда не умирают
— Нуна ведь хотела поговорить с хёном, пока на улице еще солнышко и уют, правда? — Тэхён мягко улыбается, тычется лбом о чужое плечо, выпрашивая ласку, и Донхи приходится всё же почесать его за ушком. А за вопрос и вмешательство в её личную жизнь — влепить подзатыльник, ну а как иначе? Тэхён особо обиженным не выглядит, пока он был в долгах, его и посильнее лупили, так что расплывается в голливудской «тридцать два не предел» и снова ласкается, преданно заглядывая в чужие упрямые глаза. Донхи с каждой секундой мрачнеет всё сильнее, и по-умному ему бы стоило бежать, куда только ноги понесут, но Ким Тэхён искренне считает себя бессмертным, поэтому делает запрещенный прием: трется носом за чужим ушком и сладко-сладко чмокает в щеку. Донхи от этого, конечно же, не тает (вот совсем ни капельки!), но сдается и снова принимается почесывать чужую макушку. Остальные ребята из их танцевального кружка уже даже не удивляются, привыкли, что у этих двоих есть какой-то свой особенный мирок с тленовым бэкграундом, так что только умиляются, когда Тэхёну удается заполучить любимую нуну для обнимашек и разговоров по душам. Донхи же привычно сфыркивает отросшую челку с лица, иногда, забывшись, и сама трется носом о чужую щеку, но обычно остается самой собой — ершистой, колючей, невероятно саркастичной заразой.