— Удар грома и сверкающая молния? — спросила Дезина. — Должно быть, его удача оставила его!
Истван кивнул.
— Я тоже так думаю! Волчья голова лежала в комнате Ласки на полу, прямо у окна. Она была слишком горячей, чтобы можно было прикоснуться. А вот это лежало недалеко от неё. — Снова хозяин постоялого двора залез под фартук и на этот раз вытащил маленький компас. Только на нём не было отметок для сторон света, и магнит твёрдо указывал на Дезину.
Все трое посмотрели на маленький компас.
— Думаю, его я тоже заберу, — сказала Дезина, и хотя улыбалась, её глаза были серьёзными. — Истван мне нужно возвращаться, меня ждёт верховный комендант. Да защитят тебя боги! — добавила она, вставая.
— И тебя, Зина. Передай от меня привет старому хулигану, — ухмыльнулся Истван, вручая ей компас. — Но не смей уходить, пока не ответишь мне на один вопрос!
— Какой? — Дезина вопросительно посмотрела на высокого хозяина постоялого двора.
— Как так получилось, что я вижу тебя вместе с этим парнем? — спросил Истван, одарив Сантера непроницаемым взглядом. — Он бездельник и бабник и позорит эту униформу! — добавил он с ложным негодованием.
— Я это знаю, — засмеялась маэстра. — Вот почему он мой адъютант.
— Ага. Твой адъютант, — повторил Истван, окинув Сантера взглядом. — Позаботься о ней, Сантер. Она нечто особенное.
— Верно! — усмехнулся в ответ Сантер. — Особенно упрямая!
— Сантер! — предупредила от двери Дезина. — Нам пора. — Но всё-таки улыбнулась.
— И немного властная. Но к этому привыкаешь, — ухмыльнулся Истван.
Сантер улыбнулся, когда Дезина закатила глаза и поспешил за ней.
Истван вышел из кладовой и закрыв за собой дверь, наблюдал, как они пробиваются через гостевой зал. С одной стороны, он почувствовал облегчение, когда узнал, что с Лаской всё в порядке. С другой, ему очень хотелось узнать, что происходит. Всё это может и было полезно для его бизнеса, но Истван был обеспокоен.
Если в городе были ещё другие наездники душ, то он беспокоился за Дезину. И не только за её жизнь.
63. Затонувший город
Февре посмотрел вперёд на охотничью лодку, которая медленно тащила башенный экскаватор через открытую часть гавани. Только часть из сорока человек гребла, добрая половина из них была вооружена длинными пиками или же арбалетами и подозрительно наблюдала за водой вокруг. «Не хотелось бы ему поменяться с ними местами», — подумал Февре. «Здесь, на борту башенного экскаватора ему было намного комфортнее.»
Башенный экскаватор представлял собой большую прямоугольную конструкцию, огромная баржа с большими тяжёлыми лебёдками и передаточным механизмом из железных шестерён в каждом углу. Обычно его использовали для чистки ведущего к верфи канала, таща по каналу на тяжёлых тросах, к которому сзади были прикреплены огромные стальные грабли.
Также на борту было два крана, иногда плавучая платформа использовалась для подъёма небольших затонувших судов. Без тяжёлых граблей башенный экскаватор сидел высоко в воде, и даже ящерам было бы трудно быстро вскарабкаться по стене борта, высотой в две длинны, равных росту человека, тем более что там их поджидали Морские Змеи с длинными пиками и арбалетами.
После нападения утром больше не было никаких инцидентов, и Февры был этому рад. То, что он слышал, не особо его успокаивало.
Причина, по которой это неуклюжее судно буксировалось охотничьей лодкой по водам главной гавани заключалось в особенности его конструкции. В днище баржи было вмонтировано четыре окна из толстого полированного стекла, добрых четыре шага в ширину и один шаг в высоту. Стекло было толстым и не везде прозрачным, но поскольку не пробил ещё и четвёртый колокол, и солнце стояло высоко в небе, стекло всё-таки позволяло ему заглянуть в глубины гавани, которые были для него совершенно чуждыми и незнакомыми, несмотря на долгие годы службы в порту.
Эти окна были предназначены для наблюдения за большими граблями, когда их тащили по дну канала верфи, теперь же они служили другой цели. Задача заключалась в том, чтобы выяснить, где прячутся ящеры.
Поэтому у каждого окна на коленях стояло по два солдата, Февре было поручено наблюдать за окном, расположенным в носу судна.
То, что он видел сквозь толстое, лишь слегка размытое стекло, было захватывающим пейзажем, о котором он даже не подозревал. Как и любой другой Морской Змей, Февре знал, что гавань в имперском городе очень глубокая, в некоторых местах она достигала глубины тридцать длин, равных росту человека и даже больше.