Обиженным я себя нисколько не чувствовал. Во-первых, он нисколько не имел такого в мыслях, а просто хотел меня же развеселить. Во-вторых, неукротимая энергия этого человека заражала. В-третьих, он был прав.
— Лучше коком. Нет, а на самом деле? Так и будешь ничего не делать всю жизнь? Или женишься и станешь добропорядочным отцом семейства? Или примешь сан? Или планируешь написать гениальный роман? Или сделаешь еще какую-нибудь невозможную и глупую ерунду в этом духе?
Меня всегда поражало и где-то даже восхищало в нем легкое и циническое отношение к женщинам. Он никогда не имел сколько-нибудь серьезных романов, неодобрительно относился ко всем нашим ухаживаниям за приличными барышнями, но зато никто лучше него не знал лондонских борделей. Рамзи был знаком с девушкой, которую я хотел назвать своей невестой, но сразу сообщил мне, что шансов у меня нет, и лично он этому очень рад. Время показало, что он не ошибся. Ну а что до гениального романа — эта идея, разумеется, приходила мне в голову в юности, как и всем, наверное. Но все-таки реплика Рамзи показалась мне несколько неуместной и неприятной.
— Вообще-то я планировал исследовать Черный континент, — сообщил я. К счастью, у меня тоже было чем его задеть и заинтересовать. — Точнее, Нильскую долину. В частности, во время своего последнего путешествия я приобрел вещь, которая показалась бы тебе интересной....
Я замолчал и занялся своим портером. Рамзи смотрел на меня, улыбаясь, и совершенно не собирался меня поторапливать. Наконец он вздохнул и заговорил.
— Ты надеешься, что сейчас я примусь тебя уговаривать и просить. Потому что я случайно назвал что-то, дорогое тебе, ерундой. Приношу свои извинения, и можешь рассказать о своем приобретении. Пожалуйста.
Как и раньше, он видел меня насквозь. А я-то надеялся, что время, война и горе научили меня скрывать свои чувства.
— Не сердись, Картрайт, — примирительно улыбнулся Рамзи. — Я в самом деле не хотел тебя обидеть.
— Ладно. — На самом деле обижаться на него было очень сложно, даже у многочисленных его женщин это получалось плохо. — Закажи еще по стакану.
Рамзи послушно прошел к стойке и принес две пинты.
— Я жду рассказа, — поторопил он, кажется из вежливости.
— Я… летом я был в Палестине. В Иерусалиме.
— А я так там и не побывал, — мрачно сказал Рамзи. — Хотя много лет хочу. И как там?
— Прекрасно. — Для того, чтобы рассказывать про сердце мира, которое действительно находится в Иерусалиме, я был слишком трезв. Да и определенную неловкость после долгой разлуки все-таки испытывал, хотя в двадцать лет вывалил бы все это легко и с гордостью. — Там… все по-настоящему. Ну так вот. Я приобрел на арабском рынке одну вещицу... Египетскую статуэтку.
— Я даже готов поверить, что это не позднейшая арабская подделка, — лениво заметил Рамзи, — хотя, видит Бог, ты не слишком хорошо разбираешься в египетском искусстве. Но арабы разворовали столько гробниц и храмов, что считать такую покупку уникальной странно. Ты можешь, конечно, рассказать про величайшие шедевры, приобретенные археологами в таких же обстоятельствах. Но это были археологи, вот в чем разница.
Я уже говорил, что раньше на этого человека совершенно невозможно было обидеться. Но, кажется, он все-таки изменился.
— Мне продолжать?
— Продолжай, конечно, — он улыбнулся, и мне перестало хотеться его убить.
— Я не археолог, конечно, но про эту статуэтку мне ничего толкового сказать не смог ни старик Роулинсон, ни мистер Сэмюэль Бёрч. Оба утверждают, что она, безусловно, подлинная, но датировать или прочитать надпись на ней ни у одного не получилось. Пока я оставил ее Бёрчу, он обещал с кем-то еще посоветоваться…
— А какая она из себя? Я, конечно, не претендую на лавры Роулинсона, но кое-что в этом понимаю.
— Это бронзовый ибис, дюймов пяти размером. — Я задумался. Нет, помнил-то я его прекрасно, ибис стоял перед глазами как живой. Но кто знает, какие его черты могут важны для узнавания?
— Роулинсон сказал, что это бог Тот или статуэтка человеческой души.