А напоследок напомню мое давнее наблюдение: тем, кто не любит свое советское детство, и нынешняя Россия, вступившая в пору серьезных испытаний, категорически не нравится. Такая вот странная закономерность. Сознаюсь, люди, не любящие свою Родину, всегда вызывали у меня неприязненное чувство, объяснить которое лучше всего иносказанием. Давным-давно, в пионерском лагере, вожатый, учившийся на биолога, объяснял нам, что не все насекомые, садящиеся на цветы, собирают мед, хотя порой они внешне похожи на тружениц-пчел. Это мимикрия. Подделка. На самом деле они просто любят сладкое, ничего не желая отдавать взамен… Думаю, моя аллегория весьма прозрачна и понятна.
Юрий Поляков,
Природа шепчет
Повесть
1
…По четвергам я хожу в изостудию Дома пионеров Первомайского района. Это на Спартаковской площади рядом с кинотеатром «Новатор», занимающим первый этаж нового кирпичного здания, а к нему примыкает старинный дом мышиного цвета – с куполом, огромными окнами разной формы и высокими колоннами, словно вросшими в стену. У входа, слева от тяжелой широкой двери с латунными ручками, висит мраморная плита, а на ней золотыми буквами выбито: «Здесь 30 августа 1918 года выступал перед рабочими сам Владимир Ильич». Отсюда он, между прочим, поехал на завод Михельсона, где в него стреляла подлая эсерка Каплан. Когда мы с классом ходили в Музей Ленина, я видел там в витрине черное пальто вождя: места, пробитые отравленными пулями, помечены красными нитками – крест-накрест. Я иногда воображаю, как вырасту, изобрету машину времени, перенесусь в прошлое, приду на митинг, протолкаюсь к вождю и тихо предупрежу:
– Владимир Ильич, не ходите на завод Михельсона, там засада!
– Что еще за глупости! – усмехнется бесстрашный Ленин. – Рабочие ждут. Я обещал. Непременно поедем!
Но бдительный Дзержинский, в длинной до пят шинели, нахмурится:
– Откуда, мальчик, у тебя такие сведения?
– Из будущего.
– Ты не ошибаешься?
– Исторический факт! – твердо отвечу я. – Честное пионерское! – и отсалютую.
Ильич будет спасен, история пойдет другим путем (каким именно, надо еще придумать), а меня Феликс Эдмундович наградит именным оружием – золотым маузером с кобурой из карельской березы. У тети Вали есть шкатулка из этого дерева, очень красивая. Посмотреть на мои награды, когда я вернусь назад, в наше время, сбежится вся 348-я школа. Любоваться я разрешу всем, но подержать в руках маузер Железного Феликса позволю лишь моему другу Петьке Кузнецову и Шуре Казаковой.
…Какие только фантазии не приходят в голову, когда, сдав контрольную работу, сидишь за партой и, глядя в манящее школьное окно, ждешь звонок на перемену.
Руководит нашей изостудией Олег Иванович Осин, настоящий художник, бородатый, одетый в грубый свитер, синие брезентовые штаны и обутый в ботинки на толстой подошве. Иногда он останавливается у меня за спиной и, тяжело вздыхая, наблюдает, как я на ватмане пытаюсь карандашом изобразить гипсовое ухо, в моем исполнении напоминающее пельмень. От Осина веет пряным запахом иностранных сигарет – у нас в общежитии такие никто не курит. К нему порой заходят друзья-художники, одетые в такие же свитера и штаны. Посасывая душистые трубки, они хмуро разглядывают наши рисунки, изредка бросая: «Недурственно». Это у них самая высокая похвала.
Раз в месяц Олег Иванович читает нам лекции по истории искусства, чтобы мы Репина от Рублева отличали. Задернув плотные шторы на высоких окнах, он гасит свет и с помощью черного проектора, похожего на небольшой гиперболоид инженера Гарина, показывает на белой стене разные знаменитые картины, рассказывая попутно, кто их нарисовал и к какому направлению они относятся. Иногда Осин сначала предлагает нам угадать автора, проверяя эрудицию старших студийцев. Вот, например, на штукатурке появляется странное изображение: перекошенные человеческие лица, рогатые бычьи головы, оторванные руки-ноги, а нарисовано все это в детском стиле каля-маля.
– Пикассо́! – радостно узнает восьмиклассник Марик Каплан (как он живет с такой фамилией?).
– Верно! Но только – Пика́ссо, – поправляет руководитель.
– Я тоже так могу нарисовать! – простодушно объявляет пятиклассница Даша Лунько.
– И я могу, – вздыхает Олег Иванович. – А толку?