— Шкатулка была полна наполовину. Пачка документов должна получиться достаточно толстой.
— Приступайте, — кивнул Малеверер стражнику.
Тот принялся ощупывать Крейка, хлопая его по животу и плечам. Несчастный коротышка, красный как рак, обливался потом.
— Ничего нет, — объявил наконец стражник.
На лице Малеверера мелькнула тень разочарования.
— Обыщите его, — бросил он, кивнув на Барака. — На всякий случай.
Стражник принялся ощупывать Барака.
— Вы можете идти, — процедил Малеверер, обернувшись к Крейку. — Пока я вас не задерживаю. Но, признаюсь, ваш рассказ не вызвал у меня большого доверия. Трудно представить, что злоумышленник, услышав ваши шаги, успел убежать, а вы его даже не видели. Так что, сэр, вы под подозрением. К тому же ваши папистские пристрастия ни для кого не составляют тайны.
Крейк, едва не плача от обиды и испуга, вышел из комнаты. Малеверер устремил презрительный взгляд на Барака.
— Вы можете остаться, — произнес он. — Насколько мне известно, вы пользовались особым доверием лорда Кромвеля?
— Вы хорошо осведомлены, сэр, — с невозмутимым видом подтвердил Барак.
— Вы даже не представляете, как далеко простирается моя осведомленность, — самодовольно изрек Малеверер.
Я попытался встать. Барак помог мне добраться до стула.
— Вижу, вы совсем оправились, — заявил сэр Уильям, смерив меня взглядом.
— Да, сэр. Я чувствую лишь небольшое головокружение и головную боль.
— Голова у вас оказалась на редкость крепкой, — усмехнулся вельможа. — А может, вас спасло то, что она слишком глубоко ушла в плечи.
Малеверер пересек комнату и уселся на краешке стола, скрестив ноги.
— Так что за бумаги были в шкатулке? — вопросил он, буравя меня ледяными глазами.
— Я успел просмотреть лишь четыре верхних документа. Там были еще бумаги, но об их содержании я не имею представления. Сверху лежал листок, на котором было изображено генеалогическое древо королевской семьи. Нарисовано от руки, довольно грубо.
— И с кого же оно начиналось? Подумайте и дайте точный ответ.
— С Ричарда, герцога Йоркского, отца Эдуарда Четвертого. И с его супруги, герцогини Сесиль Невиль.
Малеверер глубоко вздохнул и разразился язвительным хохотом.
— О да, — бросил он. — Все началось с Сесиль Невиль.
Я с удивлением заметил, что во взгляде его мелькнула горечь.
— Вы сможете нарисовать это древо? — обратился он ко мне. — В точности так, как оно было нарисовано на исчезнувшем листке.
— Думаю, что смогу, — кивнул я.
— Надеюсь, вы не переоцениваете своих способностей, — изрек Малеверер. — Вообще-то крючкотворы обладают хорошей памятью на документы. Это им необходимо, дабы уснащать свою речь цитатами и морочить людей. Займитесь рисованием сегодня же. Но никому не показывайте своего творения. Когда закончите, пусть Барак принесет рисунок мне.
— Хорошо, сэр.
— Что вы еще успели увидеть?
— Листок, на котором была нацарапана одна из легенд о волшебнике Мерлине. Знаете, одно из этих пустых предсказаний, согласно которому нынешний король вызовет гнев Господень и будет лишен царства. В этом предсказании король был назван еретиком, — добавил я после недолгого колебания.
— Нашли чем удивить, — цинично усмехнулся Малеверер. — Эти фальшивые пророчества всем успели изрядно надоесть. В дни «Благодатного паломничества» всех нас накормили ими досыта. Судя по вашим словам, весь этот хлам яйца выеденного не стоит, — буркнул он. — Неужели там не было ничего достойного внимания?
— Был еще документ, написанный на пергаменте. Копия парламентского акта. Правда, я о подобном акте никогда не слыхал. Он был озаглавлен «Titulus Regulus».
Услышав это, Малеверер едва не подпрыгнул на месте.
— Что? — рявкнул он и, взяв себя в руки, спросил более спокойным тоном: — Вы прочли этот документ?
— Нет, лишь проглядел титульную страницу. Он относится ко времени правления Ричарда Третьего.
Несколько мгновений Малеверер хранил молчание, лишь пальцы его беспрестанно теребили конец окладистой черной бороды.
— Это вовсе не парламентский акт, — изрек он наконец. — Это подделка.
— Но я собственными глазами видел печать…
— Господи боже, вы что, меня не слышали? — в досаде возвысил голос сэр Уильям. — Говорят вам, это подделка. Дело рук сторонников Ламберта Симнеля, который выступил против отца нынешнего короля, выдавая себя за одного из принцев, заключенных в Тауэр.
В том, что Малеверер лжет, у меня не было ни малейших сомнений. Видел я также, что одно упоминание о таинственном акте привело его в величайшее смятение.
— А что представлял из себя четвертый документ? — спросил он нарочито равнодушным голосом.
— Ко всем предыдущим он не имел никакого отношения. То был ветхий листок, покрытый неумелыми каракулями. Он содержал признание некого Эдварда Блейбурна, который на смертном одре решил покаяться в некогда совершенном тяжком грехе.
У Малеверера, казалось, перехватило дыхание.
— И что это был за грех? — медленно произнес он. — Вы успели прочесть?
— Удар обрушился на мою голову как раз в тот момент, когда я собирался это сделать.
— Значит, вы не прочли это так называемое признание?
Голос Малеверера внезапно упал до шепота.
— Нет, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.
— Вы сказали, листок был ветхий, — произнес он после недолгого молчания. — А число и год на нем не стояли?
— По крайней мере, в верхней части документа даты не было, — заверил я и, помешкав, произнес: — Человека, который сделал признание, звали Блейбурн. Это же имя произнес перед смертью мастер Олдройд.
— Да, я помню, — кивнул Малеверер. — Стекольщик, как выяснилось, был вовсе не так прост. Он принимал участие в заговоре, целью которого было свержение короля.
Малеверер вперил в меня долгий испытующий взгляд.
— Вы можете поклясться в том, что не прочли документа и пребываете в неведении относительно греха, совершенного Блейбурном? Подумайте, прежде чем ответить. Помните: ложь может иметь для вас самые печальные последствия.
— Если вам угодно, сэр, я могу принести клятву на Библии.
Несколько мгновений Малеверер продолжал сверлить меня взглядом, потом резко отвернулся. Судя по всему, он пребывал в растерянности. Потом он вновь сверкнул глазами на нас с Бараком.
— Ваша глупость породила множество проблем, — процедил он. — Если бы у вас хватило ума сохранить шкатулку, бумаги были бы сейчас у меня в руках. И откуда вы только о ней узнали? — вопросил он, сжав свои огромные кулаки. — Ах да, мальчишка.
— Да, ученик стекольщика, сам того не желая, выдал тайник…
— Барак все рассказал мне, — нетерпеливо перебил Малеверер. — Остается лишь сожалеть о том, что вчера меня срочно вызвали в Тайный совет и я не успел допросить этого щенка. Придется сделать это сейчас. Приведите мальчишку, — кивнул он стражнику.
Стражник вышел из комнаты. Малеверер уселся за стол, взял перо и принялся что-то торопливо писать, время от времени обращаясь ко мне с вопросами. Так он записал весь мой рассказ. Я украдкой бросил взгляд на Барака, мысленно радуясь тому, что ни на йоту не погрешил против истины.
— Сэр, могу я узнать, кому предназначены ваши записи? — осмелился я спросить.
— Тайному совету, — кратко бросил Малеверер, даже не подняв головы.
В дверь постучали. Два стражника ввели в комнату рыжеволосого мальчугана. Подмастерье находился в прескверном состоянии: разбитые губы распухли, на щеке темнел синяк. Костюм его состоял лишь из рубахи, едва прикрывавшей задницу. Подол рубахи был испачкан испражнениями, так же как и жирные ноги мальчишки. Смрад он распространял такой, что меня замутило.
— Этот паршивец обделался по дороге, — сообщил один из стражников.
Малеверер расхохотался.
— Хорошо, что он успел сделать это прежде, чем оказался здесь, — сказал он. — Отпустите его.
Стражники выпустили несчастного Грина, который, качнувшись, замер на месте. Молящий его взгляд был устремлен на сэра Уильяма, глаза едва не выскакивали из орбит.