— Я очень сожалею о том, что пыталась вас обмануть. Я имею в виду… ну, эту кражу.
— Да, с вашей стороны это был до крайности неразумный поступок, — кивнул я. — Женщине подобные выходки не к лицу. Гнев Малеверера вполне понятен. И все же ему не следовало обращаться с вами так грубо.
— О, это сущая ерунда, — пробормотала она, потупив голову. — В моей жизни было и не такое, мастер Шардлейк. Мне пришлось самой пробивать себе дорогу. Хотя моя мать тоже служила при дворе.
— Да, Барак мне рассказывал.
— Она была швеей, шила ливреи для телохранителей королевы. Работала при Катерине Арагонской, потом при Анне Болейн.
— Вот как?
— Да. А семь лет назад, во время чумного поветрия, она умерла.
— Мне очень жаль, — мягко откликнулся я. — Тогда многие лишились близких. В том числе и я.
— Мне было тогда двенадцать лет. На всем белом свете некому было обо мне позаботиться, кроме бабушки. Но она была так стара и больна, что мне самой приходилось заботиться о ней.
— Наверняка вам пришлось несладко.
— Я никогда не знала, кто мой отец. Но думаю, он человек благородных кровей, — сказала Тамазин, и в глазах ее на мгновение вспыхнули гордые огоньки. — Моя мать говорила, что он занимал при дворе важный пост.
— Вот как?
— Да. Должно быть, он принадлежал к числу высокопоставленных придворных.
«Скорее всего, он служил портным», — мысленно поправил я, с сожалением взглянув на Тамазин. Наверняка мать придумала сказку об отце благородных кровей, чтобы утешить дочь, подсластить горечь незаконнорожденности.
— Вижу, сэр, слова мои не вызвали у вас особого доверия, — проницательно заметила девушка. — Но я верю, что отец мой был не из простых. И горжусь этим. Хотя, поверьте, мне пришлось вытерпеть немало оскорблений. Люди ведь очень жестоки.
— Да, это так, — кивнул я. — И вы поступаете правильно, не обращая внимания на насмешки жестоких людей.
«А как следует поступать, если жестокой насмешки тебя удостоил сам король?» — мысленно задал я вопрос самому себе.
— Бабушка посоветовала мне воспользоваться тем, что чума унесла многих швей, и занять место матери, — продолжала Тамазин. — Я так и сделала, сэр. Пришла к управляющему двором и сказала, будто я искусная швея. Хотя, скажу вам честно, тогда я едва умела делать несколько стежков.
— Как видно, вы всегда умели обводить людей вокруг пальца, — усмехнулся я.
— К этому меня вынудила жизнь, сэр, — нахмурившись, проронила Тамазин. — Только обман недолго оставался обманом. Я работала день и ночь и вскоре действительно стала искусной швеей. Другие девушки, те, что работали вместе с матерью, учили меня в память о ней. Нам, беднякам, приходится всячески изворачиваться. Я должна была кормить себя и бабушку, а швеям неплохо платят. К тому же, работая при дворе, я ощущала себя в безопасности.
— Я все понимаю. И не осуждаю вас.
— Так что мне сызмальства пришлось научиться жить своим умом.
— Как и Бараку.
— Когда в тот день я увидела его в городе, меня, поверите ли, точно в сердце что-то кольнуло. Так он мне приглянулся, что и сказать нельзя. И я решила — почему бы мне не познакомиться с этим пригожим молодчиком?
— Должен признать, мистрис Ридбурн, осуществляя свое желание, вы проявили немало сообразительности, — изрек я с едва заметной улыбкой. — Да и смелости тоже. Насколько я понимаю, вы не из тех, кто позволит рыбке сорваться с крючка.
— Как вы сами сказали, сэр, подобные выходки не к лицу порядочной женщине, — серьезно произнесла Тамазин. — Но я ничуть не жалею о том, что сделала. Ведь мы с мастером Бараком нашли друг друга. И я хочу попросить вас об одном — пожалуйста, не чините нам препятствий. Или вы считаете, что подобная просьба с моей стороны — непозволительная дерзость?
— Я считаю, что вы весьма необычная молодая особа, мистрис Ридбурн, — произнес я, устремив на девушку испытующий взгляд. — Поначалу я думал, что вы чрезмерно легкомысленны. Но вижу, я ошибался.
— Джек сказал мне, что у вас вышла размолвка. Он очень сожалеет о своих словах.
— В последнее время я его не узнаю. Прежде ему и в голову не пришло бы призывать меня к осторожности. А теперь его раздирают противоречия. Какая-то часть его существа жаждет спокойной и размеренной жизни, какая-то по-прежнему стремится к авантюрам.
— Я надеюсь, он все же предпочтет спокойную жизнь, — заявила Тамазин. — Мне бы очень хотелось, чтобы он продолжал работать у вас и добился наконец устойчивого положения.
— Я начинаю понимать, к чему вы клоните, мистрис Тамазин, — усмехнулся я. — Если я не ошибаюсь, вы хотите предложить мне сделку.
— Просто мне кажется, что мы можем друг другу помочь, — пожала плечами девушка. — Джек очень вам предан, сэр. Он говорит о вас с восторгом. По его словам, вы сочувствуете простым людям и понимаете их нужды.
— Неужели он и в самом деле так сказал?
Какие бы цели ни преследовала Тамазин, ей удалось задеть мою чувствительную струну.
— Да, сэр, конечно. И он очень переживает из-за похищенного содержимого шкатулки. Все время твердит, что это его вина. Думаю, он стал таким раздражительным лишь потому, что сердится на себя. Прошу, не будьте с ним слишком суровы.
— Я подумаю над тем, что вы сказали, мистрис, — изрек я с глубоким вздохом.
— Это все, о чем я прошу, сэр.
— Вижу, вы успели очень привязаться к Бараку. Надеюсь, он разделяет ваши чувства?
— Я тоже на это надеюсь, сэр. После возращения в Лондон мы можем продолжить наши встречи. Но все зависит от желания Джека.
— Вы сказали мне, что устроились работать швеей, — заметил я. — А как получилось, что вы стали служить под началом мистрис Марлин и леди Рочфорд?
— После смерти Джейн Сеймур при дворе произошли большие перемены. Мистрис Корнуоллис, кондитерша королевы, предложила мне поступить на кухню. Она научила меня выпекать пирожные и сладкое печенье.
— Она прониклась к вам симпатией?
— Да, она очень добра ко мне.
— Я вижу, вы обладаете способностью завоевывать людские сердца. Впрочем, как вы сами сказали, беднякам приходится всячески изворачиваться.
— В прошлом году, когда король женился на королеве Кэтрин, меня оставили на кухне. Выяснилось, что новая королева тоже обожает сладости. Но я работаю под началом мистрис Марлин.
— Мистрис Марлин производит впечатление довольно суровой особы.
— Ко мне она очень добра. Хотя ей приходится тяжело. Другие леди осыпают ее насмешками.
«Доброе отношение людей нередко служит наградой тому, кто сам наделен добротой», — подумал я.
Судя по всему, это в полной мере относится к Тамазин.
— А как к вам относится леди Рочфорд? — спросил я вслух. — Что вы можете сказать о ее характере?
— К счастью, мне почти не приходится иметь с ней дело, сэр. Откровенно говоря, я ее побаиваюсь. По слухам, она может погубить кого угодно.
— Вы полагаете, эти слухи справедливы?
— Похоже, что так, сэр. Одно могу сказать — леди Рочфорд обожает собирать сплетни и при случае способна обернуть их человеку во вред. Уж конечно, ее никак не назовешь глупой, — добавила Тамазин, нахмурившись. — Но подчас она ведет себя… неразумно.
— Скажем так, она ведет слишком рискованную игру, — поправил я.
— Да, вы правы. И подобными играми она занималась всю жизнь. Но королеве она предана всей душой. И та тоже очень к ней привязана.
— Сегодня я имел честь видеть королеву, — сообщил я.
— В Фулфорде? — в некотором замешательстве уточнила Тамазин.
— В Фулфорде. Джек рассказал вам о том, что там произошло?
— Рассказал, — потупившись, проронила она. — С вами поступили очень… несправедливо.
— Не будем об этом вспоминать. Но так или иначе, я полон желания оставить Йорк и вернуться в Лондон. Полагаю, вы всецело это желание разделяете.
— Да, сэр, — кивнула Тамазин, поднимаясь со скамьи. — Прошу прощения, но я должна уйти. Мне необходимо увидеть мистрис Марлин.
— Барак знал о вашем намерении поговорить со мной?
— Нет, сэр. Я все решила сама.