В политико-экономической сути понимания этих эксплуататорских отношений лежат идеи Маркса о товарах — в самом деле, мы можем рассматривать сам капитализм как «социальную систему, основанную на навязывании работы посредством товарной формы» [36]. Как я писал ранее, товары — это вещи, которые удовлетворяют человеческие потребности, но они также являются социальным выражением исторически обусловленной формы труда, укоренившейся в механизме эксплуатации. Проще говоря, товарная форма представляет набор властных отношений, навязанных рабочему классу более сильной буржуазией, контролирующей производство [37]. Вместо того, чтобы считать товары статичными, простыми вещами, которые можно купить, нам нужно начать рассматривать их как сосуды, содержащие в себе общественные отношения, и как часть развивающихся динамических процессов господства и борьбы. Рассматривая их как сосуды, мы можем приподнять завесу, преобразовать их в аналитические категории, чтобы понять реальные социальные, политические и экономические отношения, частью которых товары являются. Таким образом, товары — не просто механистические категории, связанные с циклами спроса и предложения, к чему их часто сводят экономисты. Напротив, они являются частью всей капиталистической системы, процесса, который навязывается и оспаривается одновременно, и результатом исторически развивавшихся властных отношений между эксплуатируемыми группами и их эксплуататорами.
Прежде чем мы углубимся в эти властные отношения, мы должны рассмотреть саму товарную форму. Маркс утверждал, что товары можно рассматривать с двух точек зрения: через потребительскую и меновую ценность [38]. Обычно мы рассматриваем потребительскую ценность как полезную для нас. Взять, к примеру, хлеб: он вкусный, из него можно сделать бутерброд, и, главное, он утоляет чувство голода и снижает аппетит. Потребительская ценность в случае с хлебом или любым другим товаром предельно ясна. Говоря проще, потребительная ценность — это то, ради чего мы используем товар; с её помощью мы качественно отличаем товары один от другого. Вы не можете съесть свой айпод, слушать музыку с помощью куска хлеба или готовить с помощью молотка (если только вы не крайне изобретательный повар). Отсутствие взаимозаменяемости товаров говорит о том, что продукты человеческого труда, его усилий качественно отличаются друг от друга способом, который определяет саму суть их существования. Проблемы начинаются, когда мы видим, что потребительная ценность нивелируется логикой обмена, при которой товары сравниваются способом, стирающим их различия в качестве и полезности.
Хотя мы не можем слушать музыку с помощью куска хлеба (по крайней мере, без проявления чудес изобретательности) или есть свои айподы (если это, конечно, не цирковой номер), мы всё же можем сравнивать эти товары между собой, даже если они по-разному применяются. Например, около 100 буханок вручную приготовленного хлеба из соседней кооперативной пекарни, наверное, равны по цене айподу последней модели. Однако айподы и хлебные буханки качественно имеют мало общего. Один является продуктом производства в стерильных цехах на азиатских фабриках, в то время как хлеб сделан из перемолотой пшеницы с помощью замешивания и выпечки в кирпичных печах. Эти продукты качественно различны как по своему предназначению, так и по методу производства. Тем не менее, из-за самой структуры капиталистических производственных отношений, я могу сравнивать друг с другом эти товары, представляя один из них через ценность другого. Существует общий элемент этих двух очень разных товаров, благодаря которому их ценность становится сопоставимой при обмене. Хотя нам это и кажется незатейливой манипуляцией, фактически это соотношение лежит в основе всей нашей экономической системы. При сравнении товаров на рынке друг с другом, все они становятся сопоставимыми. Когда это происходит, потребительная ценность становится, как правило, менее важной.