Веганство может быть глубоко политическим и значимым, но в качестве исторической и общественной практики ему часто не удавалось использовать имевшиеся политические возможности. Хотя веганство, несомненно, является выбором образа жизни, нельзя просто пренебречь им, рассматривая лишь как обычное политиканство образа жизни, поскольку оно может стать более значимым культурным, символическим и экономическим протестом, если его развивать открыто и вдумчиво. Проблема в поощрении этой открытости и вдумчивости. Веганство разит нашу связь с эксплуатацией животных прямо в сердце, отвергая её и заставляя других критически осмыслить свой выбор. Хотя многие отвергают веганство как удел вездесущей продовольственной полиции, оно должно стать не только фундаментом и ориентиром любого движения, выступающего за отмену эксплуатации животных, но и повседневной практикой каждого, кто стремится к существованию, свободному от всех видов господства и иерархии.
К сожалению, нынешние группы, составляющие ядро зоозащитного движения, имеют довольно скромные успехи в продвижении веганства как жизнеспособной инициативы, и очень немногие делают на нём акцент в своей пропаганде и активизме. Вместо продвижения веганства многие сосредоточились на реформировании законов об использовании животных или выступают за их более гуманную эксплуатацию, не ставя под сомнение её основополагающий механизм. Хотя их деятельность может обеспечить некоторые краткосрочные победы организациям, в конечном счёте она не способна надлежащим образом преодолеть механизм эксплуатации, который является ядром самой системы. Возьмём ранее упомянутый пример: аризонский запрет на клеточные батареи по сути не затрагивает статус животных как собственности, он также не ставит под вопрос их товаризацию и систематическую эксплуатацию ради выгоды. Вместо этого он реформирует то, что фактически является морально и этически несостоятельной системой, которая абсолютно не способна ни на какие значимые реформы. Вспомните, что активисты, выступающие за аризонский запрет, оправдывали эту кампанию, утверждая, что она приведёт к уменьшению страданий животных, оставаясь выгодной для промышленности. Однако постулат об уменьшении страдания вызывает сомнения, особенно если оценить ситуацию в долгосрочной перспективе. Хотя запрет может объявить отдельные практики вне закона, он по существу сохраняет отношения, составляющие суть животноводства, и помогает системе продолжать эксплуатацию, только способами, более приемлемыми для потребителей. Подобная деятельность может также позволить людям чувствовать себя лучше, потребляя животных; тот, кто испытывал угрызения совести из-за насилия, совершённого ради производства мяса, может ощутить облегчение от осознания, что животное, которое он ест, страдало не так сильно, как это случалось раньше. Я это знаю, потому что я сам думал так же, пока не стал веганом. Возможно, я один такой, но, учитывая, что продуктовые сети вроде «Хоул Фудс» основывают на этом часть своего бизнеса, я в этом сомневаюсь.
Если уж на то пошло, серьёзное реформирование промышленного животноводства абсолютно невозможно. Животноводству необходимы товарные отношения и статус животных как имущества, чтобы получать прибыль. Они — источник его жизненной силы; без них эта отрасль промышленности не могла бы существовать. По этой причине активизм должен быть направлен против этих отношений и просвещать людей об этой проблеме. Хотя пропаганда веганства стала менее приоритетной для основных зоозащитных групп, это первая и самая существенная практика, отрицающая допустимость таких отношений и выступающая против них. Быть веганом — значит уклоняться от участия в отношениях эксплуатации, насколько это возможно. В отличие от других форм активизма, которые оставляют нетронутыми эксплуататорские товарные отношения, характерные для животноводства, веганство является средством упразднения эксплуатации животных, которое согласуется с целями этого движения.
Учитывая сказанное, мы должны растить и воспитывать подлинное веганское движение людей, заинтересованных в упразднении, а не реформировании животноводства и других форм эксплуатации животных. Такое движение начинает постепенно зарождаться, и это движение людей, отрицающих реформизм, которые осознают центральную роль веганства, а также видят связь между борьбой за справедливость для животных и деятельностью других групп. Многие люди, представляющие это зарождающееся движение, также признают, что существующие зоозащитные организации терпят неудачу, продвигая повестку, которая поддерживает их собственную организационную и бюрократическую жизнь, но несопоставимо слабо противостоит эксплуатации животных на повседневной основе. По мере того, как всё больше людей выходят из тени крупных, богатых и влиятельных активистских организаций, они начинают осознавать, что возможны новые способы организации и деятельности. Их количество растёт, и я верю, что мы увидим подлинные изменения и реальные социальные последствия, но только если люди начнут признавать, что у них есть силы менять мир и что их собственные креативность, талант и энергия могут быть использованы во благо дела.