— Поладили наконец-то? Вот и чудненько. Сейчас будем чай пить.
Она уже прикрывала за собой дверь, когда Павел окликнул ее:
— Оксана, к сожалению, мне пора уже, так что на меня не готовь.
Мы подождали, пока стихнет шум отдаляющихся шагов, после этого я снова демонстративно подняла руку с изящным рисунком и сердито спросила:
— Что это значит?
Павел сдвинул плечами:
— Малышка, ты уже все поняла сама, иначе не разозлилась бы так. Но, если тебе это так важно, я могу озвучить — теперь ты моя жена.
— Вот как? — смерила его убийственным взглядом. — Жена, значит. А как насчет того, что ты сразу согласишься расторгнуть брак, как только я этого пожелаю? И чем вот это, — я обличительно помотала рукой перед носом внезапного муженька, — можно отмыть?
— Вика, прости, но это не отмывается.
Я чуть не зарычала от злости:
— А каким же тогда способом убрать это непонятное творчество?
Мой собеседник поморщился. Только пару секунд спустя соизволил ответить:
— Никаким.
— Павел, — я зло сузила глаза, — ты хоть представляешь, как я тебя стукнуть хочу?
— Если это тебе поможет успокоиться, то стукни, — неожиданно позволил блондин, — только не по жизненно важным органам. Я, знаешь ли, еще планирую детей заводить.
— А я-то тут при чем? Вот и женился бы на той, с кем собрался наследников строгать.
— А я, как раз-таки, и женился на той, с кем собираюсь, как ты весьма деликатно выразилась — детей строгать.
Я просто рот раскрыла от изумления. Вот это, ни фига себе!
— А как же Виолетта?
— Какая еще Виолетта? — теперь удивился Павел.
Притом так натурально, будто и в самом деле ни о какой Виолке и слыхом не слыхивал. Сцена по нем плачет.
— Той самой, — язвительно пояснила я, — которую ты приревновал и ей в отместку сделал предложение мне.
Пашкины глаза расширились. Вот же артист!
— Малышка, — голос его стал мягким как шелк, — да не ревнуешь ли ты меня?
— Вот еще! — фыркнула возмущенно. — С чего бы мне вздумалось тебя ревновать?
Парень скептически усмехнулся:
— Да так, предположение такое промелькнуло.
— Даже и не мечтай, — отрезала я, — пусть тебя дамочки твои ревнуют.
Его губы изогнулись в соблазнительной улыбке, глаза засияли. Глаза! Его глаза! Я непроизвольно отступила назад и застыла на месте. Очевидно, что-то отразилось на моем лице, потому что Павел посерьезнел:
— Вика, что случилось? Ты так неожиданно побледнела?…
Он сделал движение, как будто собирался подойти, но я выставила руку вперед и снова попятилась:
— Павел, я прошу тебя — уйди.
— Да что случилось, в конце концов?
— Я просто не хочу тебя видеть, — сказала я, не сводя глаз с его лица. — Ты обманул меня. Обвел вокруг пальца, как последнюю дурочку. Я даже думать сейчас не хочу, зачем ты это сделал. Тем более — слушать твои объяснения.
Блондин в три шага преодолел расстояние между нами и попытался меня обнять, но я шарахнулась от него в сторону:
— Не прикасайся ко мне!
Руки парня опустились, и он укоризненно проговорил:
— Девочка моя, ну зачем ты так?
Я только молча смотрела на него. Неужели у меня совсем нет никакого повода, чтобы злиться? И это после всего того, что этот нахал провернул. И если еще не считать того, что он старается не выпускать меня из поля зрения. Пасет везде как глупую овцу.
— Мне и в самом деле сейчас нужно уйти, — Пашка нахмурился, — но поговорить нам все- таки необходимо. Чтобы прояснить все неясности. Давай поужинаем сегодня вместе и поговорим. Лучше всего — у меня дома.
— Не хочу, — просто ответила я, — тем более, у тебя дома.
— Я тебя поужинать приглашаю, а не в постель тащу! Хотя скрывать не стану, я буду рад, если ты в ней окажешься, — выдал Павел. — А сейчас прошу лишь поужинать со мной, и все.
— Послушай, Апполинарий, — встретилась с напряженным взглядом блондина.
Опять вспомнилась метаморфоза с его глазами. Язык так и чесался спросить об этих видоизменениях, только вряд ли получу правдивый ответ. Уверена, что он попробует убедить, что мне померещилось. Поэтому даже и не пытаюсь.
— Павел, — процедил мой собеседник.
— Что? — не поняла я.
— Называй меня — Павел.
— Почему? Тебе же так нравилось это необычное имя — Апполинарий? — съехидничала я и лишь потом поняла, что он снова сбил меня с мысли.
— Никогда не нравилось, — все-таки ему опять удалось меня удивить.
— А почему тогда…
— Ужин, — не дал он мне договорить, — я заеду за тобой восемь.