— Что за глупости? — Пашка выглядел совершенно обалдевшим. От его выкрика даже Зейли, как раз проходящий в дверь дома, обернулся. — Я никогда, ты слышишь, малышка, никогда не смогу причинить тебе вред, даже если совсем свихнусь! Ну, а насчет первого вопроса, то нет, таким, как сейчас Догер, я не стану.
— Но…? — не удовлетворилась я ответом. — Таким не станешь, а каким?
— Вот же упертая, — пробормотал Пашка, убыстряя шаг и вынуждая проворнее двигаться и меня, — если зверь не знает, где его пара, не уверен, что она его ждет дома, не ощущает отклика ответных чувств, он начинает беспокоиться и метаться. Если со временем ничего не изменится, начинает злиться.
— А обладатель этого зверя становится агрессивным и начинает делать глупости типа вызова своих друзей на поединок.
— Вроде того, — неохотно подтвердил Пашка.
— Понятно, — только и сказала я.
Мы молча поднялись по ступенькам на крыльцо и, минуя небольшой коридорчик, вошли в просторный холл.
Я огляделась и едва удержала от падения челюсть. Первое впечатление — я попала в музей или церковь. Высокие потолки, украшенные кружевной лепниной и узорной росписью. На стенах огромные картины в искусно вырезанных рамах из какого-то розовато-оранжевого материала. Люди и звери на полотнах, изображенные в натуральную величину, выглядели как живые. По периметру зала у стен — широкие скамейки, покрытые блестящей коричневой краской. Возможно, это такой у них зал заседаний?
Освещали все это великолепие три люстры, отбрасывающие разноцветные блики своими висюльками, едва заметно покачивающимися, как от порывов легкого сквозняка.
У дальней стены о чем-то вполголоса переговаривались прибывшие оборотни.
Наши шаги гулко зазвучали в помещении, и все мужчины обернулись в нашу сторону. Здесь их оказалось больше, чем мы видели на входе. Пятнадцать парней, не считая Зейли, все — молодые, крепкие, высокие. Одеты почти одинаково, в уже знакомые мне модели костюмов — нечто отдаленно напоминающее кимоно для занятий карате. Да и Павел тоже нарядился в такой же.
В основном все светлокожие и светловолосые: от блондинов до светло-русых. Только два шатена. Где их берут таких, интересно? Я никогда не видела столько красавчиков одновременно.
Еще один участник мизансцены находился в запертой клетке и с видимым усилием пытался приподнять лохматую голову, уже более осмысленно переводя взгляд с одного члена команды спасения на другого. Осознавал ли он в полной мере, что сейчас происходит, или нет? Понимал, что эти люди пойдут искать его женщину, а он останется здесь совсем один?
Черт! Какая же несправедливая штука — жизнь! Я даже не видела в человеческом облике этого оборотня, а мне было его так жаль, что сердце сжималось от расстройства.
— Наридис, — голос Верховного разорвал тишину, — это твоя группа. Все, кого успели собрать. Всех ты знаешь, так что знакомить нет необходимости. Пройдите в мой кабинет, быстро обсудим план ваших действий и отправляйтесь. Атли! — крикнул он, повернувшись к двери, противоположной той, в которую мы вошли.
В зал тихонько проскользнула маленькая худенькая женщина и вопросительно посмотрела на Верховного.
— Атли, позови, пожалуйста, сюда мою жену, у нас гости.
Женщина кивнула и вышла. А мы в это время подошли к ожидающей нас группе.
Зейли хлопнул Пашку по плечу:
— Не задерживайся, — потом кивнул парням, уставившимся на меня, как на восьмое чудо света. Мой муженек быстро развернул меня и крепко обнял. — Давайте, двигайтесь. Не мешайте им прощаться.
— Чего это они? — удивленно прошептала я, провожая взглядом отряд быстрого реагирования. Половина из этой группы еще и оглянулись по пути. — Что они смотрят на меня, как на уродца из цирка?
— Ну и сравнения у тебя, — проворчал Пашка, — просто они мне завидуют.
Я хмыкнула недоверчиво:
— Ага, я так и подумала.
— Это в самом деле так, — серьезно проговорил Пашка, — найти пару — это невероятная удача.
— Так они все одиноки?
— Ну, почему, по крайней мере, у пятерых, я точно знаю, есть жены. Но это совсем не то, что обрести суженую. Просто, чтобы согревать постель холодными ночами. Да и детей в таких семьях не бывает.
— Паш…
— Вика-а, — простонал он, — помолчи немного, не мешай мне прощаться с тобой, — и он потянулся к моим губам своими.
— Подожди, — закрыла я его рот ладошкой и, глядя прямо ему в глаза, сказала: — Наридис, возвращайся домой живым и невредимым.
Мой муж застыл, глядя на меня с каким-то непонятным выражением, а потом накрыл мои губы своими с такой страстью, как будто действительно прощался со мной навсегда.