Гасишь верхний свет, оставляя только свою настольную лампу, и любуешься Финским заливом Балтийского моря. Лист ложится на лист, подпись копирует подпись. Ручка жадно выискивает на бумаге ошибки, но не находит их, и ты снова оставляешь свой след внизу страницы. Дата и подпись чуть пониже знака копирайта:
– А они ничего у меня, – хвалишь своих сотрудников.
Завтра все эти бумаги на подпись следующему звену пищевой цепочки прямо на этаж, номера которого уже нет в таблице умножения. Как хорошо, что эту стеклянную "свечу" в полкилометра высотой построили – теперь Питер хоть что-то уродует. А то, право, это было совсем неприлично – сплошная духовность. Но молодежи и это понравилось. Окей, бумер.
Где-то вибрирует телефон. Искать его не хочется, но ты ищешь. Номер на дисплее неизвестен, только вот до боли знаком. То ли регион родной на том конце, то ли память обманывает. На часах уже полночь, а ты и не заметил за своими очень важными бумажками, как потерял надежду на здоровый сон. Опять отсыпаться в свой выходной до самого вечера, а потом не иметь возможности заснуть вовремя, чтобы начать новую неделю со сбитого режима и мешков под глазами.
– И чего вам не звонится днем? – негодуешь ты. – Ах, да, кажется, я понял.
Нервничаешь, что не менял номер еще с тех времен, когда сидел за партой, и теперь тебя, большого и важного, беспокоят люди, уменьшившиеся за давностью лет до размеров твоего модного пресс-папье.
Пару лет назад ты бы и не поднял трубку на звонок той, которую так долго пытался забыть. И как можно помнить чужой номер десяток лет спустя? Сознание сохранило его, чтобы никогда больше не отвечать. Но время лечит, и теперь можно о чем-то поговорить. Не о важном, а просто. Хотя кто она такая – на том конце? Сразу заяви ей, что ничего возвращать не нужно, а то никто не поймет. Она думает, что ты поведешься? Ты уже совсем не тот человек, и вдруг стал интересен. Потому что изменился? Послать бы, но ты будешь вежливым.
Телефон вибрирует на ладони. Нужно собраться и поднять трубку. Как много вопросов проскочило в голове всего за пару секунд. Главное сейчас не подавать виду, что тебя что-то задело. Говори уверенно и будто без единого повода – дежурным тоном начальника. Время, место и объем поставки – все по протоколу. А-то возомнит о себе.
– Да, я слушаю, – спрашиваешь у телефона.
В трубке звучит голос Бога. Он пробивается сквозь годы, города и постоянные вопли чужих женщин, но слышно его как никогда отчетливо. И вот уже вся спесь пропала. И спорить не о чем, и доказывать некому.
– А, ты ошиблась? Ну, ты звони – ты всегда вовремя.
Кладешь телефон на место и одним пальцем покачиваешь пресс-папье. Тяжелый кусок бронзы словно маятник завораживает, размывая все, что за ним, чтобы ты не отвлекался от своих мыслей.
"План Даллеса провален. План Путина провален. Голос совести заглушают ирония Шендеровича и горечь Познера, и идти в наушниках по рельсам теперь безопаснее, чем показать паспорт гвардейцу где-то на Тверской. Кремль ждет шамана с востока, а я, не надеясь на завтра, пью портер в сквере у Казанского и читаю Кафку. И лишь ты, глядя в мои пьяные глаза, словно сыр-косичка, не сопротивляешься судьбе, соединившей нас, как неподходящие детали паззла, замяв углы", – хочется тебе сказать. И сейчас это все правда, кроме последнего предложения.
***
Десятью годами ранее, а скорее всего уже больше. Тот же частный сектор, где у людей все как у людей. Забор чуть ярче, а признаки того, что лить под гаражом прямо в землю было нельзя, еще не так отчетливо проявились.
Ты стоишь рядом с воротами. Ты только что проводил свое зеленоглазое сокровище через половину города. Еще обратно идти, и дома ноги будут приятно болеть. Десяток километров в обе стороны – совсем не расстояние, когда речь идет о таком важном для тебя человеке. Дома будет переполнять гордость, а сейчас переполняет добрая грусть – оставлять свое сокровище совершенно не хочется.
– Но я ведь никуда не денусь, – справедливо заявляет девушка.
– А может быть денусь я? – ты не придумал ничего умнее.
Как же много в этой девушке от мамы. Гены по женской линии победили практически все, что могли победить по мужской. Восточные черты лишь слегка проступают, совершенно не нарушая славянской красоты. Взгляд в упор. С лица почти никогда не сходит улыбка.
Домой тебя не приглашают, потому что уже поздно. Ворота захлопнутся, и ты пошагаешь по темноте обратно, выдумывая новые способы ее удивить и провести с ней лишние часы. Может помочь с чем-нибудь? Это всегда работало. Эта девушка из тех, кого всегда приходится добиваться, сколько бы лет ты с ней ни прожил. А ты с ней еще нисколько не прожил, а потому стараешься вдвойне.