Любой из этих ловко расставленных депутатами капканов был губителен для президента. Согласиться со всем предложенным — значило подписать смертный приговор институту президентства, реформам и демократии в России. Не согласиться — пойти против народных избранников, и они объявят президенту на съезде импичмент со всеми теми же пагубными последствиями для России. Такое иезуитское удушение президентской власти готовилось к зимнему съезду.
Весной 1993 года страна стала свидетельницей еще одной атаки, теперь уже со стороны А.Руцкого, который выскочил на Верховный Совет со своими 11 чемоданами компромата. Причем, как впоследствии оказалось, это были оперативные данные МВД, полученные от министра Ерина, которые требовали продолжения кропотливой работы, но никак не публичного оглашения. Последнее было только на руку подозреваемым и оппозиции: одним — чтобы уйти от ответственности, другим — для усиления давления на власть. Но принцип во всех действиях коммунистической оппозиции и оппозиционной верхушки власти был один: убедить людей любыми средствами, что они ошиблись на референдуме, выразив поддержку президенту и реформам.
Как выяснилось впоследствии, Борис Николаевич видел выход из положения в указе, которым распускал законодательный орган и принципиально менял структуру власти в России. Положение о том, что съезд народных депутатов Российской Федерации правомочен принять к своему рассмотрению и решить любой вопрос, отнесенный к ведению Российской Федерации, превращал в фикцию все полномочия президента.
Летом 1993 года — еще одно событие, которое наложило отпечаток ц на последующие дела. Думаю, что оно подтолкнуло президента к сентябрьскому решению. Речь идет об освобождении В.П.Баранникова от должности министра безопасности. А произошло все довольно случайно, если, конечно, не было разыграно Коржаковым и Барсуковым.
В один из июньских дней у меня в кабинете раздался звонок: Андрей Караулов, ведущий телепередачи «Момент истины», попросил о встрече, сказал, что есть предложение от Дмитрия Якубовского, который находится в Цюрихе и хочет передать документы, показывающие коррумпированность некоторых наших высших должностных лиц. Эти документы он может дать только доверенному лицу Бориса Николаевича или моему. Я спросил, о ком идет речь. Андрей ответил уклончиво, но одну фамилию назвал: Руцкой. Можете себе представить мое состояние — этот человек затерроризировал страну компроматами на высших должностных лиц, а сам, видимо, погряз тоже в каких-то делишках. Такое часто бывает — человек, спасая себя, атакует других. Недаром, видимо, считается, что лучшая оборона — нападение.
Встал вопрос, как организовать переправку документов. Обсудил это с Борисом Николаевичем. Договорились, что за документами слетает А.Н.Ильюшенко, который тогда возглавлял Контрольное управление Президента, а прикрытие организует М.И.Барсуков, руководивший Главным управлением охраны.
Через несколько дней звонок Ильюшенко из Цюриха:
— Сергей Александрович, мы еще несколько дней пробудем здесь, документов очень много — глаза разбегаются.
— Ну а на кого документы?
— Страшно сказать — есть и на Степанкова, и на Скокова, но лучше по телефону не говорить…
— Ну а на Руцкого есть?
— Говорят, есть, но мы пока не видели.
— Хорошо, работайте, мы ждем.
Через несколько дней — снова звонок:
— Нас нужно встретить и подстраховать охраной…
Я спрашиваю:
— Почему? Что случилось?
— По телефону сказать не можем, нам нужна охрана…
Михаил Иванович Барсуков организует встречу, и они сразу едут в Кремль. Встречаемся. Они выкладывают материалы — счета, чеки, накладные, показывающие, что в Москве и Цюрихе на жен В.П.Баранникова и А.Ф.Дунаева израсходованы фирмой «Сиабеко» значительные суммы, исчисляемые в сотнях тысяч долларов. Фирма «Сиабеко» принадлежала некоему Александру Бирштейну, человеку с запутанной биографией, чуть ли не нашего контрразведчика, который был в близких отношениях с Баранниковым и активно внедрялся в высшие круги российской власти. Но история с покупками казалась и неожиданной и невероятной настолько, что требовала самой тщательной проверки…