Пока мы ехали к Дому Советов — сначала по Киевскому шоссе и кольцевой дороге, а потом по Кутузовскому проспекту, — я опять обратил внимание на невероятное скопление военной техники. Причем часть ее была согнана в сторону от дороги, в рощу, ближе к Хованскому кладбищу. Но как же много попадалось по пути вышедших уже из строя боевых машин! По две-три единицы скучивались они на обочине, а некоторые — и вообще в кювете, и по ним лазили растерянные и чумазые мальчишки — солдаты нашей армии. С некоторых бронированных монстров соскочили гусеницы, но встречались и машины, просто перевернутые в кювете. Их мы насчитали больше десятка, и мне показалось, что во всем этом была какая-то закономерность, а еще я подумал, что, наверное, молодые танкисты просто искали повод не лезть в ту опасную игру, в которую их втравливали.
Это, кстати, и к вопросу о развале армии, и к вопросу о том, кто ее первым стал разваливать, — разумеется, уже после Тбилиси, Баку, Сумгаита, Литвы, а теперь еще и Москвы. Событий вполне достаточно для солдата, чтобы понять причины, почему и для чего его используют, и чтобы задуматься о целях, которые ставит перед собой верхушка власти. К тому же впоследствии выяснилось, что большинство рядовых, сержантов и младших офицеров даже не знали, куда и зачем их направляют. Дали командирам частей приказ занять позиции там-то и там-то, а что дальше делать — дескать, скажут потом.
Солдат, по правде говоря, никто на этот раз не настраивал против кого-либо, никто и ничем не возбуждал их «боевой дух», как это делается обычно, чтобы заставить выполнять приказы командования не задумываясь. Видимо, путчисты боялись открывать перед народом сюи карты, чтобы это не обернулось затем против них самих, все с самого начала строивших на заведомой лжи.
Работу по разъяснению солдатам что к чему взяли на себя российские депутаты и москвичи, причем у последних здесь роль оказалась особой. Действительно, в то время как в регионах и в других республиках спокойно наблюдали за развитием событий в Москве, а кое-где еще и ждали победы ГКЧП, москвичи сразу же, с первых минут, как только узнали о том, что произошло, пошли на защиту Дома Советов. Ну а те, кто не смог к нему пойти, были ощутимо солидарны с его защитниками.
К самому Дому Советов нам подъехать на машине оказалось непросто. Тут уже работало много народу и было полно молодежи. Парни и девушки деловито прикидывали, что можно использовать для ограждений, хотя это было несерьезно для танков.
Около 14.30 мы с Екатериной Филипповной прошли в здание, которое для всех россиян уже стало своим — российским — Белым домом. Галя поехала домой к детям и внучкам — там тоже нужны были глаз и поддержка.
Первое впечатление от всего происходящего в здании — муравейник. Только если в настоящем муравейнике все отлажено и движение идет по потокам тепла или лучам света, то здесь возникало ощущение полной хаотичности.
Необходимо нам, подумал я тогда, наладить информационную службу. А то ведь что получилось: мой кабинет все время был заполнен приходящими по разным поводам людьми, взволнованными депутатами, которые предлагали свою помощь и жаждали каких-то немедленных дел, отчего были совершенно нетерпимы к бездействию. Словом, кабинет превратился в некий депутатский штаб, хотя уже было известно, что официальный штаб организован в крыле Белого дома, где располагался президент.
В такой вот сумбурной обстановке мы и начали соображать, что нам делать в первую очередь. Я позвонил
Хасбулатову, и он одобрил мои действия по развертыва нию информационной работы.
Прежде всего нужно было наладить радиотрансля цию снаружи Белого дома, чтобы огромные толпы людей, скопившиеся вокруг него, а через них и другие, знали, как развиваются события. Один из радиоузлов в Белом доме мог работать независимо от воли его обитателей: он управлялся непосредственно с центрального пульта. Его динамики оставались включенными всегда, и, что бы там ни происходило, по ним можно было давать «насильно» любую информацию. По этой системе аварийного оповещения иногда диктор передавал информацию в самое неподходящее время: или шло совещание, или шел разговор с посетителем, и этим она доставляла большое неудовольствие и Руслану Имрановичу, и Борису Николаевичу, и мне. И хотя прежде ею пользовались крайне редко, именно теперь она оказалась нужнее всего. По ней мы и начали передавать объявления, организационные указания и прочую информацию.