В беседе 20 декабря Шляйхер в свою очередь также заверил Литвинова, что «он в качестве канцлера является гарантией сохранения прежних советско-германских отношений, поскольку это зависит от Германии. Он, как и весь рейхсвер, иных отношений с нами не представляет себе». Литвинов и Шляйхер подробно беседовали «о женевских делах, а затем о рейхсвере». Почти весь этот же круг вопросов обсуждался и в беседе Литвинова с Нойратом[438].
23 января 1933 г. всего за неделю до смены власти в Германии Председатель СНК СССР В. М. Молотов в докладе на очередной сессии ЦИК СССР заявил:
«Наши отношения с другими государствами, как правило, развивались вполне нормально, несмотря на происходившие смены в правительствах отдельных стран. Поскольку наши отношения с иностранными державами определяются прежде всего нашим внутренним ростом, ростом сил Советской власти, эти отношения крепли в силу самой логики вещей. Особое место в этих взаимоотношениях принадлежит Германии. Из всех стран, имеющих с нами дипломатические отношения, с Германией мы имели и имеем наиболее крепкие хозяйственные связи. И это не случайно. Это вытекает из интересов обеих стран»[439].
Материалы визита Литвинова в Берлин 19–20 декабря 1932 г. и сессии ЦИК от 23–30 января 1933 г. таким образом свидетельствуют о том, что Москва продолжала делать ставку на Германию и пересматривать отношения с Берлином не собиралась. Беседы Литвинова с ключевыми фигурами высшей представительной власти Германии (канцлер, сохранивший за собой пост военного министра, министр иностранных дел) в этом смысле сняли понятную обеспокоенность руководителей СССР.
Однако после отставки Шляйхера и прихода к власти Гитлера ситуация, в том числе и в Германии, коренным образом изменилась. В течение неполных двух месяцев пребывания нацистов у власти они буквально растерзали своих крупнейших политических оппонентов — СДПГ и КПГ, имевших по результатам выборов 6 ноября 1932 г. соответственно 121 и 100 депутатских мандатов[440]. Поджогом райхстага 27 февраля 1933 г. был дан необходимый пропагандистский повод для ужесточения репрессий против них. В ночь с 27 на 28 февраля 1933 г. были проведены массовые аресты антифашистов, заявлено, что в доме К. Либкнехта найдены подземные ходы, склады оружия, документы и план организации в Германии коммунистического переворота, что вместе с поджогом райхстага свидетельствовало о наличии «международного коммунистического заговора». 3 марта 1933 г. был арестован лидер КПГ Э. Тельман[441].
5 марта 1933 г. были проведены назначенные на первом заседании правительства Гитлера еще одни внеочередные, на этот раз последние выборы в райхстаг. НСДАП получила на них 17,2 млн. голосов (288 мандатов), СДПГ — 7,1 млн., КПГ — 4,9 млн. (соответственно 120 и 81 мандат). Однако уже 15 марта мандаты коммунистов были объявлены недействительными, 24 марта был принят закон о наделении Гитлера чрезвычайными полномочиями, который не только де-факто, но и де-юре свел на нет роль райхстага как высшего законодательного органа страны.
«Имперские законы могут издаваться имперским правительством», — говорилось в этом законе[442].
Поддерживать отношения с режимом, выступавшим с крайних позиций антикоммунизма, антисоветизма и антисемитизма и установившим в короткий срок жесточайший террор внутри страны, Москва не решилась. Военного министра Бломберга (Крестинский называл его «наш друг» и «дружественный человек»[443]) она вряд ли могла — в отличие от Шляйхера — рассматривать как гаранта сохранения прежнего качества отношений между СССР и Германией. И хотя Гитлер в своем правительственном заявлении в райхстаге 23 марта 1933 г. заявил о своих намерениях «сохранить дружеские отношения с СССР» негативное отношение советских лидеров к Гитлеру не ослабло.
С 1 апреля 1933 г. во всех германских посольствах в крупных государствах были учреждены должности военных атташе. Военным атташе Германии в Москве был назначен полковник О. Хартман, которого 3 апреля 1933 г. посол Дирксен представил первому заместителю наркома иностранных дел СССР Крестинскому.
Крестинский заявил военному атташе:
«Тесное сотрудничество между рейхсвером и Красной Армией продолжается уже более 10 лет. Я был у колыбели этого сотрудничества, продолжаю все время ему содействовать и хорошо знаком со всеми этапами развития этого сотрудничества, со всеми моментами улучшения и ухудшения отношений, и я должен сказать <…>, что никогда эти отношения не осуществлялись в столь тяжелой общеполитической атмосфере, чем сегодня».