Крестинский, явно встревоженный «меморандумом Хугенберга», 23 июня 1933 г. в очередном ориентировочном письме Хинчуку писал, что данный меморандум отнюдь не является единичным выступлением Хугенберга, а
«представляет из себя строго продуманный акт германского правительства в целом. <…> Гермпра готово принять участие в военной коалиции против нас, готово выставить основные военные силы для войны с нами и требует за это лишь двух вещей — свободы вооружений и компенсаций за счет СССР. <…> Нам прежде всего нужно будет помнить, что дружественным уверениям гермпра[464] верить нельзя, что в более отдаленные политические планы Германии входит война с нами, что нынешнее положение является лишь временной передышкой»[465].
«Меморандум Хугенберга» напрочь отрезал пути возврата к «рапалльской политике», — в нем почти неприкрыто прозвучал призыв к войне против СССР. После этого переориентация СССР с Германии на Францию и Польшу стала уже лишь «делом техники». В начале июля 1933 г. Москва предложила Парижу заключить негласное и устное двустороннее джентльменское соглашение о взаимном обмене информацией по важнейшим проблемам обстановки в Европе, а также по соглашениям, которые каждая из сторон намеревалась заключать с третьими странами[466]. В августе 1933 г. СССР снял часть войск со своей западной границы с Польшей и направил их на Дальний Восток, предоставил Польше крупные заказы на поставку железа[467].
Тем временем обе стороны шаг за шагом, постепенно, поэтапно повели дело к сворачиванию своих связей. После отказа Москвы от совместного производства химических опытов («Томка») и дальнейшей деятельности танковой школы в Казани (30 мая и 13 июня) германский военный атташе Хартман 22 июля 1933 г. передал советской стороне меморандум, в котором излагалось решение главнокомандующего райхсвером о прекращении обучения летчиков-истребителей в Липецке в связи с «необходимостью железной экономии» и невозможностью для райхсвера производить новые крупные капитальные затраты для обновления материальной части авиационной школы[468].
Таким образом, все три школы райхсвера на территории СССР должны были прекратить свое существование. Однако, дабы сохранить для внешнего мира видимость продолжения сотрудничества между РККА и райхсвером, от имени германского главкома предлагалось осуществлять в дальнейшем обмен офицерами и специалистами, обмен сообщениями и опытом. Все постройки и сооружения в Липецке было обещано передать в распоряжение советской стороны. Меморандум Хартмана Ворошилов направил Сталину[469].
Однако Москва пошла дальше. Наряду с ликвидацией школ райхсвера, которая пошла полным ходом по утвержденному Ворошиловым в конце июля 1933 г. графику, она отказалась направить командиров РККА на осмотр частей райхсвера. В ответ военный атташе Германии Хартман 8 августа 1933 г. направил письмо заместителю начальника внешних сношений Штаба РККА Смагину с извещением о невозможности направить германских офицеров на учения частей РККА в конце летнего периода «по уже раньше обозначенным причинам» (нехватка денежных средств). На документе стоит изумительная по краткости и емкости резолюция Ворошилова:
«Очень хорошо! В. 15. 8. 1933 г.»[470],
из которой видно, что данный ответный шаг немецкой стороны полностью вписывался в намеченную Москвой кампанию по ускоренному сворачиванию сотрудничества между РККА и райхсвером. Кстати сказать, немцев очень сильно задел и отказ советской стороны направить краскомов на курсы германской военной академии, поскольку
«отказ от дальнейшего обмена офицерами и военными сведениями не предполагался»[471].
В соответствии с упоминавшимся графиком ликвидации предприятий «друзей» к 15 августа должна была быть закончена ликвидация «Томки», к 1 октября — «Липецка», к 1 — 15 октября — «Казани»[472]. Менее чем за месяц (26 июля — 15 августа) была ликвидирована «Томка». Кое-что (6 вагонов), по мнению начальника ВОХИМУ Фишмана, не имеющее большого значения, было вывезено немцами в Германию, основное же оборудование перешло в ведение ВОХИМУ и пошло на развитие полигона в «Томке» и Института химической обороны. «Принимал дела» начальник ЦВХП Губанов. Общая стоимость оставленного в «Томке» оборудования выражалась суммой в 40–50 тыс. золотых руб.[473]
В срок с 20 июля по 4 сентября прошла ликвидация танковой школы в Казани. В Германию было вывезено шесть больших и четыре малых танка, восьмиколесная машина, снаряжение и вооружение (всего 19 вагонов). Оставшаяся в безвозмездное пользование «собственность» «потянула» на 220 тыс. руб.[474] Советник германского посольства в СССР Твардовский по итогам визита генерал-лейтенанта Лютца, «закрывавшего» «Казань» с помощью Халепского, записал 21 августа 1933 г.: