А за металлической дверью всё продолжался допрос.
— Вы получили задание от разведки Восточной Германии?
— Нет.
— Вы встречались с их представителями в Берлине?
— Нет.
Голос полковника бился где-то в висках.
Доктор показал на аппарат:
— Заканчивайте, полковник. Человек уже перегружен.
Полковник подошёл к столику и просмотрел кардиограмму. Волнистая линия шла ровно, точно повторяясь. Никаких признаков особенного волнения. Рокк взглянул на доктора. Тот покачал головой. С трудом подавил зевоту. Рокк подошёл совсем близко к Хансену.
— Аппарат так же неподкупен, как страшный суд, Хансен. Игра проиграна!.. Мы знаем всё!
Хансен утомлённо поднял голову и сказал улыбнувшись:
— Тогда вы знаете больше меня…
Доктор оборвал ленту и остановил аппарат. Полковник пожал плечами.
— Дело ясное… Выйдем, доктор. А вы оставайтесь сидеть, Хансен!
Они вышли из подвала, с треском закрыв тяжелую дверь. Прожекторы продолжали бросать потоки нестерпимо яркого света на человека в кресле. Хансен поднял руку и стёр пот со лба. Потом закрыл глаза.
Полковник сделал несколько сильных затяжек.
Доктор подумал об одной маленькой бутылочке в боковом кармане, которая находилась там наготове, но в присутствии полковника постеснялся прибегнуть к её помощи.
— Как вчера сыграли в бостон? — спросил полковник.
— Не знаю… — угрюмо покачал головой доктор и задумался.
Он посмотрел на дверь в подвал. Полковник был ему противен. От этой «промывки мозгов» его уже просто тошнило.
— Сколько вы ещё будете его мариновать?
— Докурю сигарету, и продолжим…
Доктор улыбнулся. Он ассистировал при сотнях подобных «промываний». Успех всегда был сомнительным. Иногда полковнику, удавалось поймать какого-нибудь парня, но приписать одному аппарату причину успеха было нельзя. Скорее просто гипнотическое действие или слабость нервной системы испытуемого, чем прибор. Как медик, доктор отрицал подобного рода фокусы. Он знал, какое разрушающее действие оказывают такие допросы на нервную систему слабых или боязливых натур. Были случаи — и доктор о них великолепно знал, — когда подвергавшиеся допросу при помощи «детектора лжи» и оценённые как стопроцентно лояльные работники час или день спустя оканчивали свою жизнь самоубийством. Но полковник был твёрдо уверен, что такое самоубийство и есть запоздалое признание вины. Той самой вины, которую он стремился установить с помощью «детектора». Рокк непрерывно раздумывал над тем, как сделать свои допросы ещё более действенными. Его работа уже стоила главному управлению многих жертв, и, пожалуй, жертвы будут ещё. Но об этом доктор опасался заговаривать. Он получал свои доллары, а остальное — к чёрту! Рокк внимательно взглянул на него.
— Я думаю, док, вы вполне созрели для проверки на детекторе!
— Я? — безразлично улыбнулся доктор. — Но тогда вам придётся придумать что-нибудь новенькое.
— Я на пару минут выйду на свежий воздух, — сказал полковник, сделав вид, что не заметил иронического замечания доктора. — Оставайтесь здесь, но в подвал не входите. Пусть он ещё побудет один на один со своими мыслями.
Полковник вышел. Он не успел подняться по лестнице, как доктор уже поднёс к губам свою заветную бутылочку. Виски забулькало, и доктор почувствовал себя значительно лучше.
Хансен принимает приглашение
Хансен откинулся в кресле, подбородок поднял как только мог высоко, глаза закрыл. Так можно было ещё терпеть этот проклятый свет. Стал вспоминать весь допрос. Слово за словом, вопрос за вопросом. Хансен был уверен: ошибок нет… Он продержится и дальше, если только полковник не выкинет ещё какую-нибудь свою штучку.
Одно было совершенно ясно: полковник охвачен сильным подозрением. И прежде всего он подозревает его, Хансена. Ничего не значит, что в его мельницу попал и Коллинз и все остальные сотрудники Вюрцбургского центра. «Встречались ли вы с сотрудниками из управления госбезопасности Восточной Германии?» Нет, этот вопрос мог быть задан кому угодно. И всё же, что они от него хотели, было ясно с самого начала. А «детектор», доктор — блеф, обман…
Он глубоко вдохнул в себя кисловатый воздух подвала и постарался вытянуться в кресле ещё больше, подальше от этих ламп. Да, блеф! Только то они знают, что доложил им Коллинз, что было записано в его анкетах. То, что началось тогда в Лейпциге, во время осенней ярмарки.
И перед плотно закрытыми глазами Хансена понеслись картины, одна другой ярче, будто всё это было не три года назад, а произошло только вчера.
…Завод послал его в Лейпциг для публичной демонстрации нового сверхскоростного токарного станка. Послали не только как лучшего рабочего. Надеялись, что в шумной напряжённой атмосфере ярмарки ему легче будет прийти в себя после смерти Эдит. В тот день, когда Коллинз появился рядом с его станком — как ясно он видит мельчайшие подробности, — один из художников-декораторов захотел повесить поверх рабочей диаграммы станка какой-то плакат. Что-то вроде: «Вперёд, к новым грандиозным победам!» Хансен не согласился. «Что за глупости? — сказал он тогда. — Мы агитируем здесь высокой производительностью труда, а не бумажными лозунгами!» Декоратор громко заспорил с ним, но Хансен попросту оттеснил его в сторону и продолжал знакомить посетителей со станком. Вот тогда-то и появился рядом с ним Коллинз. Грузный, мощный человек с веселой улыбкой на губах. Его, конечно, заинтересовала перепалка из-за лозунга, но он и виду не подал. Просто подошёл и разговорился с Хансеном, а Хансен был ещё сильно возмущён и сказал несколько больше, чем следовало бы. Вечером они договорились встретиться в одном погребке. Это предложил Коллинз.
Хансен вовсе не думал, что совершает ошибку: почему бы и не побеседовать с американцем? Коллинз всем очень интересовался и показал, что обладает некоторыми инженерными познаниями. Хансен и не думал, что Коллинз интересуется не только машинами.
— Посмотреть бы вам наши автоматы! На ярмарке в Ганновере мы устроим целый парад станков.
Хансен только пожал плечами.
— В Ганновер мне трудно попасть. Нужны и время и деньги…
— Всё в жизни — это только вопрос денег, времени… Машины, путешествия, люди… — засмеялся Коллинз. — Деньги и время…
— Так-то уж и всё в жизни, господин Коллинз?
— Всё, абсолютно всё! Поверьте мне. Между прочим, я очень заинтересован в хороших рабочих…
Вот так и вылезло шило из мешка, и довольно быстро. Слишком уж Коллинз был уверен в своем знании людских слабостей.
— Не хотите ли приехать ко мне в конце недели? Я приглашаю вас…
Так окончилась их беседа в кабачке.
А потом Хансен вспомнил моложавого лейтенанта, который его долго рассматривал в приёмной управления государственной безопасности ГДР. Лейтенант не сразу понял, в чём дело.
— Почему же вы не вылетели сразу же, как и предлагал вам мистер Коллинз? Это было вполне возможно… И не показалось ли вам?
Лоренц мял в нетерпении шапку. Его лицо стало замкнутым.
— Я пришёл к вам за советом…
Разговор этот был долгим. Потом они перешли в другое бюро, где с Лоренцом беседовал пожилой серьёзный майор. Его глаза смотрели на Лоренца взвешивающе, участливо.
— Если вы возьмётесь за это задание, помните: вас ждёт длительное одиночество, товарищ Лоренц. Вы сможете полагаться только на себя. Как солдат на передовом посту, — майор помолчал.
Лоренц слушал его, плотно сжав губы. Будет ли он в силах выполнить такое задание? Сможет ли? А майор, будто прочтя его мысли, продолжал:
— Никто вас не упрекнёт, товарищ Лоренц, если вы не почувствуете в себе самом достаточно душевных сил.
Майор поднялся. Лоренц, прощаясь, ответил: