А вдруг кузина старушки-двери заспала или заобедала, что опять — жена, что это восточное дерево — ее шестой муж, и отбыла?.. Веселый из сердцеедов произносил: он так давно спит, что, пожалуй, проголодался, пора растолкать его к столу, я заметил, что горячее полустерлось… И декламировали: да, чтоб свинину нюхать? Есть из сосуда, куда ваш назарянин впихнул всех бесов? О, я буду покупать у вас, продавать вам и лгать… но я не стану с вами ни есть, ни пить, ни молиться… А седьмой виночерпий с голубыми, как долины винограда, глазами хохотал: — В его возрасте лучше лишний раз поспать, чем лишний раз поесть.
XXIIC
Дева ужаса Леокадия была здесь с выездом — в лето шестое от ее бесформенного ответа Учителю, кое-как обнаруженного и немузыкального. Мною было отвечено… — лепетала впоследствии Леокадия и, разбитая отвращеним к себе, никогда не могла воспроизвести, но отняла от прав своих — сообщаться с Учителем чем ни есть и из одинаковых со всеми условий.
Ее сопровождала Марго благотворящая, знающая в посредничестве. Разве можно так каторжно помнить кого-то постороннего? — удивлялась Марго, питая себя южными соками земли. Ладно, выпьем за его уши, за крахмальные мульки, которые пачкал твой амебный ответ… За его глаза, смотревшие над тобой, какие у него радужные оболочки, помнишь? Орлан пополам с белохвостом… Бурав пополам с отходами. Проглотим — за его палец, который указывал тебе путь, а других подзывал, — пусть срастется с остальными и зайдет в гнойник, и все его подвески и неустойки… И допьем — за его тяжелый позыв к женщинам и пологое миропонимание… А теперь, когда мы расчленили туловище, а наша разблюдовка ушла, мы пересядем к нему за стол — кто, если не наставник, наставит нам еще? Значит, с тех пор ты не произнесла ему — ни собачки? Ты — настоящая могила! Зачем любить сложа руки? — здесь Марго загибала язык свой под прощание капель. Возьмем его между страстью и страстью и сделаем перегруппировку сил. Он, конечно, красногалстучный индюк, сладкомясая пионерия — всегда готов, но раз ты его любишь, пусть платит за чувство — плодово-ягодной юшкой, ничто не бывает само, учила Марго благотворящая. Ну, теперь этот папа у меня под прицелом. У него всегда есть — от спирта до тормозной жидкости. К нему, к нему!..
Лицо благотворящей Марго было чрезвычайнее лица, сбывающего фальшивые доллары, хотя бледнее желаний, подавленных, как туфли для автобусных путешествий, и к чему жить, если не к чрезвычайности? Дева ужаса Леокадия и Марго прощались с субтропическим соком земли, сложившим струю здесь и всполошившим — чуть поодаль, в педагогической среде, и в погоне приспускали на себе замокшие тоны и благовония, садили на язык мятное, отзывавшее отроческую чистоту, одалживали у города приходившую первой пожарную машину — и сокращали расстояния.
Но едва они приблизились и покинули трубящий и брызжущий красный фургон, Леокадия возвращалась в деву ужаса, на шагу высоко поднимала ноги и постыдно длинно избирала, где выпустить стопу. Марго тосковала от вошедших в Леокадию перемен и провисания приключенческого выезда. Мы же не рубить, мы — почти на фотоохоту, убеждала благотворящая. И, не отвергая силовое и болевое давление, приближала деву ужаса к явочному дому. Но взгляд Леокадии серебрили мертвечиной шеренги — дворовые гаражи. Один раскрылся, а из недр шла дождливая корма. Леокадия, имевшая весть, что Учитель владеет авто, думала: она! Правда, папамобиль не был прояснен: боевая машина — или сарай на колесах в одно и-го-го, но и колеса, и принцип работы — крайне похожи! О, мерзость — дать себя в прыжке, в задравшейся перистальтике, обнажить, что ты — все ближе и циклопичнее, сбивая собой — не единицу живущего, но подавляя — жадными мириадами: от микроорганизмов или гельминтов до… до… Гадкий животный ракурс — крадущегося к добыче, захлюпнув в себя все свои звуки, исковеркав тело пробками и растяжками, а из неучтенных разрывов сочится — бескормица… И пока из гаража ползло, Леокадия в тошноте от происходящего вся сошла за дерево, чтобы не узнать оператора, а Марго не просматривала даль, но не глушила глаз — остеклением. И пока подвода не подвела себя под горизонт, Леокадия не отличилась от ствола.