Комната четыреста семнадцать встретила их запахом дынных булочек, кисловатым ароматом раздавленного крыжовника и танцующими Аркашиными носками.
Система из розовых и светло-зеленых полосок на хлопковой поверхности, которая обычно благополучно умещалась на ноге, ныне всецело господствовала на чьей-то маленькой мохнатой голове. Ну как, чьей-то. Голова-то была как раз очень даже знакома всем. Пестрый носок расположился на черно-белой макушке сурового Гучебея Фонвизина де Скаляри Шестого наподобие колпачка для сна. Свисающий мысок лихо крутился из стороны в сторону, а скунс, стоящий на задних лапах и упирающийся передними в край Аркашиной кровати, дергал попеременно то хвостом, то головой, придавая еще большую скорость своему носку. Судя по частоте дерганий, Гуча пытался подстроиться под ритм доносящейся из-за стены музыки — мощного рока, от которого подрагивали стекла. А еще зверька нещадно покачивало, отчего он периодически утыкался носом в покрывало.
Рядом с Гучей бойко отплясывал Шаркюль. Комендант общежития, в отличие от скунса, не ограничился одним позаимствованным из Аркашиной сумки предметом одежды. Разноцветные носки увешивали его как гирлянды елку: по одному на треугольных ушах, парочка торчала из-за шиворота, кислотно-желтый болтался у самого подбородка словно слюнявчик. В руках гоблин сжимал узорчатые комки из носков и тряс ими как маракасами. И, надо заметить, чувство ритма у него было намного лучше, чем у Гучи. Хотя и качало его ничуть не меньше.
— Офигеть... — Аркаша застыла на пороге, пока Маккин поспешно закрывал за ними дверь.
Первым ребят заметил Шаркюль. Вскинув руки вместе с комками из носков, он всхрапнул:
— С-хр-сам-хр-ка Ар-хр-ка-хрш-и!
А затем громко икнул.
Аркаша обвела зорким взглядом комнату. А вот и оно. На стуле, отодвинутом на приличное расстояние от стола, лежала ламинированная картонка с расписанием занятий вводной недели, а на ней — матово-белая емкость, похожая на термос. Картину завершали две миниатюрные чарки.
— До... ик!.. Доча! — Гуча предпринял попытку оттолкнуться от края кровати и встать на все четыре лапы, но завалил выполнение маневра уже на первой секунде. Вместо лап пол поприветствовала морда скунса. Краешек носка печально приютился рядышком. — Ик!.. — Рывок и прямо-таки героическое восстание: Гуча приподнялся и более или менее закрепился на передних лапах, хотя задние продолжали разъезжаться в стороны. — Доча… Ик! А я... ик!.. на работу устроился! В библио… ик!.. теку.
— Поздравляю. — Аркаша приблизилась и присела рядом, скептически разглядывая своего папаню, которого не на шутку развезло.
— Буду покупать… ик!.. поку... ик!.. тебе платьица и... ик!.. колготочки. Моей принцессе. — Зверек хихикнул и повалился на ногу девушки. Подцепив лапкой шнурки на ее кроссовке, он принялся с наивысочайшим интересом наматывать их на другую лапку.
— Оу. А это типа празднование?
— Ага. Пра... ик!.. праздную... с приятелем.
— Я приятель! — бойко отрапортовал Шаркюль, от которого несло крыжовниковым вареньем.
— Вы разворотили всю мою сумку. Ладно, хоть нижнее белье на себя не напялили. — Аркаша сдернула с головы Гучи свой носок и махнула им в сторону Шаркюля. — Разве комендант не должен следить за порядком? И быть воплощением этого самого порядка?
— А я... хрюк!.. в порядке, — уверил девушку Шаркюль, с вожделением следя за носком в руках Аркаши.
— Ага, вижу. — Она подняла руку, и гоблин, обижено проскулив, направился к ней, шатаясь, как канатоходец на трясущемся канате. Не дотянувшись до носка, Шаркюль обнял Аркашину руку и привалился лбом к ее плечу. — Подозрительно пахнет. Что за пойло? И где вы вообще успели откопать его?