Пристальный взгляд лучшего друга заставил Салавата опустить голову и сосредоточиться на резке ровных частей для барбекю.
— Действительно хороший мальчик, вот только язык у него, почему-то женский. — Громко стуча по столу ногтем, Влад продолжал сверлить Салавата глазами. — Что до одноклассников, они мешали мне учиться и пытались нанести вред моей голове — самому ценному, что видела Земля на протяжение всей своей долгой истории. Девочек не обижал, лишь констатировал очевидные для меня, но возмутительные для невежественных самок факты: о важности симметрии в физиологии для привлечения полового партнера, необходимости их скорейшей стерилизации, основанной на недостатке генетической ценности наследия регрессивных особей, и их бессмысленном трепе. Про учителей тоже вранье, я никогда не высмеивал их. Высмеивание подразумевает выставление кого-то в неприглядном свете, для достижения юмористического эффекта. Мне ни разу не было смешно от некомпетентности тех, кто пытается привить ошибочные знания о достаточно точных науках. Обидно ли было им от выставления вопиющей бездарности на обозрение общественности, дело десятое.
Атмосфера на кухне скисла подобно просроченным молочным продуктам. Анагесс глядела на сына с жалостью, а Салават лишь тяжело вздыхал. В их глазах Влад — бедный мальчик, неспособный влиться в общество, однако с противоположенной стороны восприятия, именно общество выглядело нелепым и глупым образованием, об которое не хотелось мараться.
— Кстати, Салават рассказал, как всему учил тебя на тренировках. Вот так должен вести себя воспитанный юноша, помогать другим и оставаться скромным. — Сменив тему, Анагесс попыталась вовлечь Влада в разговор, наук она не знала, а единственной вещью, интересовавшей сына помимо склянок и формул, оказались боевые искусства.
Тут Салават прокашлялся, будто подавился воздухом.
— Неужели? Таки всему? А он не рассказывал, что после месяца тренировок и на протяжении одиннадцати последующих лет героический учитель так и не смог показать ничего нового, постоянно проигрывая в спаррингах? — Закинув очередной кусок сочного мяса, и с удовольствием прожевав его, Влад очертил на губах слабую улыбку.
— Ты мухлевал! — Салавата немедленно встал на защиту своей бойцовской чести. — Знал, конечно, что у тебя ненормальная скорость реакции, но не настолько же!
Бегло оглядевшись, Салават открыл дверцу гарнитура и, отыскав рис, разорвал пачку. Под недоумевающими взглядами Анагесс и лучшего друга, он подбросил пачку в воздух, расплескивая тысячи зерен. В мгновение ока руки Салавата превратились в тени, а по кухне прокатилась волна сметающего ветра от скоростного движения. На пол не успело упасть ни одной рисинки, Салават поймал все, даже те, которые отлетели прочь к углам стены из-за порывов ветра. Красные глаза, с крестообразными зрачками, выглядели угрожающе, но именно это он пытался показать. Разве с таким читом можно проиграть обычному человеку?
Готовый пристыдить лучшего друга, Салавата оглянулся и увидел, как глаза Анагесс вытянулись подобно змеиным, а выражение лица не обещало ничего доброго. Все нарезанные овощи, отложенные в сторону, разметало по кухне, столовые приборы валялись на полу, а несколько чашек и кружек разбилось.
— Это… Ну, я пойду. Заклинателей нужно тренировать, ты же знаешь. — Стараясь не поворачиваться лицом к матери Влада, Салават попрощался с другом и быстро выбежал из комнаты, которую Влад, не готовый тратить драгоценное время на уборку, тоже спешно покинул.
— Гаденыши… — Шипение вырвалось из поджатых губ Анагесс, но, в конце концов, она вздохнула и улыбнулась. — Я рада, что мой мальчик смог найти настоящих друзей. Интересно, каким окажется Василий?…
На межзвездном корабле, патрулирующем окрестности города Ночи, погруженный в себя стоял Прометеус. Он не контролировал системы машины, оставив управление на искусственный интеллект. Робот будто дремал.
«Ты никогда не получишь души наших потомков!»
В пространстве, окутанном пурпурной дымкой, формирующей образы всевозможных зверей, гуманоидов, планет и растительности, кричал Норботт. Его механическое тело было вбито штырями к уродливому фиолетовому древу, ветви и ствол которого состояли из скрученных лиц Малькатти, Норботтов, Аозир, Хоруанцев и других рас. Листвы на этом ужасающем творении флоры не наблюдалось вовсе.