Выбрать главу

— Горячий, блядь! Перегрели почему-то.

Брикет был коричневого цвета, с закруглёнными краями.

— Похоже на говно, — сказал Пётр.

— Да пошёл ты! — Вик разорвал целлофан и принюхался так, словно сам сомневался в съедобности «хот-дога». — Нормально. Перегрели, а так нормально. Какая-то сука поигралась тут с настройками.

Пётр пожал плечами и тоже купил себе «хот-дог».

Они устроились позади киоска — где не было ветра. «Хот-дог» оказался комковатым. Разжёванные куски приставали к нёбу, как клейкая паста. Но вкус был приятным — мясным и острым.

— Подпортили малость, — сказал Вик. — Но всё равно неплохо.

— Нормально. Есть можно.

— Ты это, глотнуть-то дай.

Несмотря на отсутствие ветра, Пётр чувствовал, как холод проникает сквозь его тяжёлую тёплую куртку. Он доел «хот-дог», скомкал обвёртку и помассировал окоченевшие ладони. Вик же продолжал смаковать, с «хот-догом» в одной руке, фляжкой — в другой. Щёки у него зарозовели, а водка больше не вызывала нареканий.

— Коптя-ят! — протянул он с важным видом, точно доморощенный философ.

— Ты о чём?

Вик кивнул в сторону широких труб, которые поднимались над панельными домами. Чёрный дым сливался с пустым беззвёздным небом, и казалось, что трубы затягивают в себя темноту.

— Опять перебои будут! — Вик облизнул губы. — Не в центральных, конечно. У тех сучек каждый день праздник. Но нам вот прилетит наверняка.

— Это да.

— Отключить бы на хер все эти поганки! Это ж они всё из города высасывают. Паразиты, бля!

Где-то вдалеке, еле пробиваясь сквозь густой шлейф смога, поблёскивали тусклые огоньки.

— Жди, — нахмурился Пётр. — Они отопление, скорее, отключат.

— Отключат, как пить дать. И свет.

Вик доел «хот-дог», но фляжку не возвращал.

— Пойдём, может? — сказал Пётр. — Я уж дубеть начинаю.

— Погоди! — запротестовал Вик. — Ты подыши! Тебе полезно. Считай это курсом новичка, бля! Да и нам нужно же патрулировать на хер, вот мы и патрулируем! Глотни, давай!

Вик встряхнул фляжку.

— Мне хватит! — отвернулся Пётр. — А патрулировать и сидя в тепле можно. Пошли!

— Тут как-то уютно. — Вик показал на заброшенные киоски. — Все эти коробочки. И ветра нет. И гарью почти не пахнет. Есть еда и… — Он приложился к фляжке. — К холоду надо привыкнуть. Надо пустить его, блядь, в себя, закалиться, а то зимой околеешь тут же!

— Философ, твою мать.

— О, кстати! — Вик толкнул Петра в плечо. — Вспомнил я, чё мне говорили. По поводу шунтов этих ебучих.

— И чего тебе говорили?

— Говорили, значит, — Вик набрал воздуха в грудь, — что здесь, в третьем, у мужика карачун был, он дубу дал, понятное дело, причём шунт у него, все дела, такой весь прокаченный до сотого левела…

— И чего?

— Да чего-чего, провалялся он больше десяти часов. Это днём! Люди рядом ходили. А чё им? Подумаешь, трупяк лежит, чё такого. Ток ночью его и приняли. Сподобились на хер. Дескать, перегружена была у них, блядь, эта их блядская сеть.

— Вот уроды! А ведь откачать могли бы.

— Понятное дело. А ты говоришь… За этой дурой крашеной никто б не поехал, будь у неё хоть сотня шунтов.

— Это да.

Какое-то время они молчали.

— Перебои будут наверняка, — сказал Вик, уставившись на коптящие трубы. — Я вот бывшую свою вспоминаю. У неё, конечно, крышак под конец конкретно так потёк. Не помню, рассказывал я или нет…

Он рассказывал, но Пётр не стал перебивать.

— Каждый раз, когда свет отрубался, она думала, что всё стирается на хер. Ну из-за темноты. Типа кто-то там на хард-резет нажимает. И просто чёрное пятно. Баста! Раз она не видит чё-то, значит этого и нет. Типа — ваще! Было — и р-р-раз!

Вик импульсивно взмахнул рукой, отбросив в кипящую темноту загаженную улицу, но вдруг замолчал и сник.

— Это всё шунт, — сказал он чуть погодя.

— Шунт, — кивнул Пётр.

— А ведь все тесты прошла. Вероятность того, что там у неё шарики за ролики заедут сотая доля процента была. Короче, всё замечательно, говорит доктор, давайте вскрывать вам череп на хуй…

Вик сплюнул на асфальт.

— Глупая сука! — Он отхлебнул в последний раз из фляжки. — А я ведь говорил, на хера тебе всё это? Зачем это нужно ваще! А ей чесалось, блядь! А пото́м мы с ней вдвоём четыре года по этому долбокредиту выплачивали! Ещё в хорошие, блядь, времена!

— Ладно, пойдём!

Пётр, не дожидаясь ответа, побрёл обратно к фургону. Вик вздохнул и потащился вслед за ним.

— Темнота всё стирает, — пробормотал он. — Надо же такое выдать, а?

Пётр молчал.

— Так вот живешь себе, пото́м кто-нибудь засовывает тебе в мозги эту хуйню, и ты начинаешь видеть то, чего нет. Пото́м начинаешь думать, что то, чего ты не видишь, не существует. А пото́м…