— А пото́м превращаешься в зомби, — закончил Пётр.
— В зомби! — подхватил Вик.
— А ты сам не хотел?
— За такие деньжищи? — Вик натянуто рассмеялся. — Нет уж, спасибо! И на хера? За ваши деньги вскипятим вам мозги к ебене матери!
Они вернулись к фургону, и Вик снова полез на водительское сидение.
— Давай, может, я? — предложил Пётр.
— Не! — отмахнулся Вик. — Я в полном порядке! А тебя ещё кондратий хватит, когда мы на кочку наедем. Сиди вон, отдыхай! Наслаждайся жизнью, бля!
— Как скажешь.
— А ты? — спросил Вик, когда они уже ехали по автостраде. — Ты чё, себе червяка в мозги засунуть хотел?
— Не то чтобы хотел, но в угрозе предлагали…
— Так вот почему тебя турнули! — обрадовался Вик. — Вторую неделю я с ним, блядь, катаюсь, а он всё — реорганизация, перевод…
— Да нет, это было необязательно, но тест я не прошёл. Перевели меня не поэтому.
— А почему?
Вик вёл невнимательно и нервно, пытался зачем-то объезжать заплаты на асфальте, резко выворачивая руль. Автопилот постоянно его корректировал, но он даже не замечал.
— Реорганизация, — сказал Пётр.
— Да пошёл ты! — прыснул Вик.
Он съехал с автострады и остановился у пропускного пункта. Они возвращались обратно в темноту.
В отделении стояла мёртвая тишина, как в морге. Свет в узком коридоре, напоминающем о построенных в прошлом веке коммуналках, был таким тусклым, что в местах стыка пола и стен пролегали длинные чёрные тени.
Пётр причесался пятернёй и толкнул приоткрытую дверь с содранной табличкой. Диспетчерская.
— О, приехали?
Алла отодвинулась от терминала и улыбнулась. Губы сегодня она накрасила так ярко, что лицо её казалось бледнее обычного.
— Приехали, — сказал Пётр. — Тяжеловатая была ночка.
— Холодно?
— Холодно, да. И три тела уже. А ведь ещё октябрь даже не начался. Бред какой-то.
Алла покачала головой.
— Хоть завтра отдохнёте.
Она пододвинула к Петру старое считывающее устройство — чёрную пластину с диодным глазком.
Устройство сердито пискнуло. Алла кивнула.
— Вот и всё. Что завтра…
Договорить она не успела. В комнату ввалился Вик — раскрасневшийся, как после пробежки — и выдал вместо приветствия:
— Три трупяка, прикинь? В сентябре, бля!
— Да, Пётр уже сказал.
Вик бросил на стол три чёрных жетона — один завертелся юлой, норовя спрыгнуть на пол, но Алла вовремя прихлопнула его ладонью, точно назойливое насекомое.
— Приз нам надо, — Вик икнул, — за трудовой, блядь, подвиг!
— Не ругайся, Виктор! — нахмурилась Алла, убирая жетоны в пластиковую коробку.
— Да я чё…
Алла спрятала коробку с жетонами под стол и постучала ногтем по считывателю.
— Ваш автограф, сэр!
— Автограф, бля…
Вик быстро провёл указательным пальцем по считывателю, и глазок нерасторопного устройства истерически замигал.
— Не спеши ты так. Давай ещё раз. И палец протри.
Вик плюнул на указательный палец и потёр его о куртку.
— Да что ж ты делаешь! Возьми! — Алла протянула ему бумажную салфетку. — Вы так весь считыватель залапываете, и он считывать перестаёт!
— Сидели б за столом, ручки были бы чистые! — огрызнулся Вик, но пальцы салфеткой протёр.
На второй раз считыватель, пару раз неохотно мигнув диодом, всё же принял его отпечаток.
— Вот и всё! — удовлетворённо гаркнул Вик. — Отстрелялись! Но три трупяка! Прикинь!
— Да, — Алла покосилась на терминал. — Молодцы. Хороший…
Петру показалось, что она хотела сказать «улов».
— Петя, кстати, интересовался, чё там в метках этих, — вспомнил Вик. — Проба крови или ещё чё?
— Кровь, да. — Алла откинулась в кресле и взглянула, сощурившись, сначала на Петра, пото́м на Вика; можно было подумать, что её заставляют разглашать секретную информацию. — А больше ничего и не надо. Конечно, чип там и другая хитрая технология.
— Хитрая технология. Понятненько! А то я шестой год трублю, и всё как-то по хер было, а Петю тут, понимаешь, любопытство разобрало.
— А что тебе не по хер, Виктор? — вздохнула Алла.
— Тоже верно! — хохотнул Вик. — Ладно, мне бы кофейку глотнуть.
— Да, да! — Алла показательно помахала перед лицом раскрытой ладонью. — Тебе не помешает.
Вик, хлопнув дверью, вылетел в коридор.
— Ладно. — Пётр посмотрел на Аллу, попробовал улыбнуться, но улыбнуться почему-то не вышло, как будто всё лицо омертвело от холода. — Я, пожалуй, тоже пойду.