И под радостные крики разбушевавшейся толпы, накачанной ко всему ещё и моими феромонами, мне пришла на ум внезапная и довольно пугающая мысль.
«А ведь был когда-то придуман один персонаж, который тоже всё боролся против богов. Боролся-боролся, боролся-боролся, а потом в результате некоторых событий сам стал одним из них. На пол шишечки и против воли, но всё же. Там, правда, и ситуация была такая, что пришлось выбирать меньшее зло… Однако как бы нечто того же порядка и здесь не повторилось. В общих чертах. Ведь в случае действительно тотального ужаса народ тоже придётся чем-то сплачивать. И как бы это не пришлось делать новому единому богу с золотой шевелюрой…»
Почему же я вообще решил поступить именно так, а не строить религию имени себя? Ну, хотя бы потому, что ни на какого бога уж точно не тяну. В смысле тяну, но не на такого, ради которого можно было бы и жизнь свою в землю закопать. А называться посланником такового не желаю из чувства собственной гордости. Да и в теологических диспутах потом участвовать, каждый раз доказывая свою правоту перед очередным хитрованом, тоже не желаю.
«Задницы на епископских престолах не дадут соврать. А длинная черед пап, антипап и антиантипап, думаю, ещё и горячо поддержат всеми руками, ногами и прочими конечностями. Ведь в конце концов любая теократия сводится либо ко всё той же диктатуре, либо, что куда чаще, к олигархии. Только мишуры побольше».
Религия — это на самом деле очень даже полезное средство, если умеешь ею пользоваться. Я — не умел. Так что вместо того, чтобы добровольно навешивать на себя и своё государство ограничения и ярлыки, которые кто-нибудь поистине умный сможет влёт уничтожить, попутно приведя к нежданному экзистенциальному кризису всё общество, я предпочту в качестве основы объединяющей нас идеи что-нибудь иное, но столь же простое и понятное обычному человеку. Что-то вроде «раньше было хорошо, но демоны всё испортили, так что теперь нам нужно всё вернуть и отомстить».
Месть. Щепотка ксенофобии. Почтение к предкам и желание лучшего потомкам. Стремление к справедливому социальному устройству, благоденствию и всеобщему развитию. И я в роли сакральной фигуры великого кормчего, между тем обладающего и реальной властью, и чрезвычайной харизмой, и что не менее важно — бессмертием, чтобы всё вышеперечисленное регулярно использовать. Возможно, то, что я описал — тоже своего рода форма религии. Возможно, когда-нибудь моя роль будет мало чем отличаться от роли какого-нибудь первожреца очередного всевышнего. Но по крайней мере в основе этого учения будет лежать не тупое смирение под сапогом очередных хозяев, и не глупая надежда на некую мифическую высшую справедливость. А лишь чёткое осознание, что мир построен из кирпичиков социального договора между людьми. Договора, возможно созданного и не ими, но по крайне мере достаточно хорошего, чтобы ужасы древних войн не повторялись.
«Главное на этом пути из живого существа стать явлением, то есть этаким живым олицетворением учения. Тогда, с одной стороны, у меня действительно получиться удержать огромную власть в условиях развитого будущего. А с другой — жизнь не превратится в бесконечный танец на лезвии ножа. Ведь никакой репрессивный аппарат не заставит элиты, чьё появление совершенно неизбежно, перестать желать ещё большей власти. И единственный способ, как не ввязаться в войну против частей собственного государства, это сделать так, чтобы на моё место просто невозможно было претендовать. А сакральные символы не меняют, особенно когда вся власть элит зависит именно от них».
Но ещё посмотрим, как пойдёт реализация этой идеи. Даже со столь удобной базой, как чрезвычайно податливые в плане идеологической накачки дикари, нужно не только желать, но и уметь работать. Хотя бы приблизительно представлять, как, что и почему нужно делать. К счастью, подобное как раз таки соответствовало моему профилю, пусть и не полностью. Но то — теоретически. А практика, как известно, имеет свойство преподносить те ещё сюрпризы. Так что, боюсь, ошибки будут неизбежны.
Впрочем, одно из прав любого кормчего — изменять курс плывущего судна. Главное, чтобы трудились матросы и верно работало сердце корабля.
Сердце любого государства, а в общем смысле — любой организации, — это экономика. Даже если речь идёт о полутора сотнях человек, пребывающих в состоянии где-то между каменным и бронзовым веками. Распределять и обменивать блага им всё же как-то нужно даже при столь плачевных обстоятельствах.
«Вот только, а какие это будут блага? Каким образом люди будут их производить и обменивать?» — все эти вопросы приходилось решать в рамках реформирования слегка нетипичной родоплеменной общины в пародию на государство. И оказалось это таким геморроем, что только врождённая упёртость и хорошее образование не позволили мне бросить всё на половине пути, малодушно окунувшись в грех прокрастинации.