Вообще, если говорить на чистоту — у двенадцатилетнего парня возникало такое ощущение, будто бы в этом месте собралась целая куча вождей. Уверенных, хорошо одетых и вооружённых. Разве что габаритами всё же поменьше будут, ну так для него все взрослые были великанами. Кто больше, кто меньше — одна суть, практически никакой разницы. И с тех пор, как он начал подсматривать за общением старого вождя и чужаков, отличать взрослых друг от друга начал именно по поведению.
Те, кто старался быть меньше — его сородичи. Те, кто не старался — чужаки. А тот, кто ходил вальяжно и с поднятой головой — вождь. Всё просто и понятно. Такое разделение его никогда не подводило.
До этого момента.
Но он ведь помнил самого-самого главного здесь. Тот Голос оказался гораздо сильнее даже их прошлого вождя. Так почему тогда вокруг ходит столько тех, кто смеет смотреть вот так? С вызовом в глазах? Почему?..
Парень захотел узнать ответ на этот вопрос. Ему было важно. Ему стало интересно…
…Понимать членов его нового племени было непросто. Говорили как-то не так, хотя в общем и понятно. Только голова после длительного общения болела.
Но боль была привычна и терпима, а вот ответы на вопросы — нет. С каждой разрешённой загадкой его мир покрывался трещинами. И рушился вместе со всеми привычными устоями.
Это оказалось страшно.
Много воинов. Действительно очень много воинов, сильных и уверенных, но совершенно нежелающих бросать вызов своему вождю. Наоборот, они любили его… Но не как ребёнок любит мать, и не как мать любит ребёнка, а как-то иначе. Непонятно для него, но очень желаемо.
Хотелось, чтобы на него самого смотрели так же. И чтобы он сам мог так посмотреть на кого-то другого. Без боли, без злости и без затаённой ненависти. А с уверенностью и надеждой. Такими странными эмоциями для кого-то, кто родился и рос в культе Дексаа.
Но даже это не так шокировало, как люди, которые не воевали, а лишь умели делать что-то руками и были уважаемы за это! Или как женщины, которые тоже были воинами! И не только! И…
Парень совсем запутался как в окружающем мире, так и в своих эмоциях. Раньше, до своей смерти, с таким ему помогала мама. И теперь без неё было так сложно и больно… Страшно и непонятно…
Может быть спросить кого-нибудь другого из взрослых? Из женщин, например. Если они не «старшие», то обычно всегда хорошо относятся к чужим детям.
Да, так он и поступит!..
…Он поговорил с одной женщиной. Потом с другой. Потом с третьей… Много с кем поговорил, в общем. И узнал много такого, что едва ли мог принять. По крайней мере без некоторого внутреннего конфликта.
Но новый дом ему всё же понравился. Очень. Хорошее место, где жить гораздо проще и приятнее, чем у старого вождя. Много разной вкусной еды, много вещей и мало боли. Если всё это не ложь, то такое место он даже способен… полюбить.
— Эй, мелкий, — чей-то голос раздался над головой так внезапно, что парень от испуга уже было шарахнулся в оконный проём за спиной… Но не успел. Громадные руки уверенно подхватили его, подняв на совершенно чудовищную высоту. Где он и увидел очень знакомое лицо. — Чего это ты по лагерю неприкаянным бродишь, да всё что-то вынюхиваешь? Шпион, что ли?
Против грозного смысла сказанных вождём слов, его лицо добродушно улыбалось. Но необычно. Что-то было в этих небесно-голубых глазах, какая-то непонятная эмоция, которую ребёнок всё никак не мог разгадать. А потому предпочёл промолчать, не нарываясь на болезненный ответ гиганта.
— И затих, словно мышка под кошачьим взглядом, — с ещё более непонятными эмоциями продолжил вождь. — Ладно уж, всё с тобой понятно, мелочь пузатая. Точнее, — тут гигант нахмурился и бросил гневный взгляд на впалый живот мальчика, — не пузатая, а излишне тощая… Но ты так не переживай, парень, откормим. Ещё как откормим! Ну да не за этим я к тебе подошёл…
Уже собиравшийся было что-то пролепетать ребёнок замер под пронизывающим взглядом Голоса. Казалось, что существо, никак не могущее быть простым человеком, глядя на него видит что-то иное, более интересное.
Так на мальчика ещё никогда не смотрели.
…- Пока ты следил за племенем, я следил за тобой, — как нечто само собой разумеющееся сообщил гигант, небрежным движением откинув с глаз достигающие подбородка солнечного цвета волосы. — И ты мне, малыш, понравился. Будешь моим восьмым учеником?