Ночная пробежка по Маскату, где трое мужчин в белом выкрикивают: «Эй, красотка, ты хочешь, милашка, ты хочешь?»
Эти трое, наверное, женаты, они могут насмерть забить другого мужчину лишь за мимолетный взгляд на их жен, сестер или детей, но когда одинокая иностранка идет по улицам Омана, тут все нормально, потому что иностранки все такие, верно ведь? Они точно такие, потому что у них такая походка и такая речь.
Милашка, ты хочешь?
На какой-то момент мне становится страшно быть женщиной в чужой стране.
Я отлично владею самозащитой и пятью-шестью видами боевых искусств, палила из пистолета на стрельбище в Небраске и из винтовки – в Кентукки. В сумочке я ношу фонарик, который в случае крайней необходимости можно почти без усилий превратить в тупое ударное орудие, и я готова разделаться, причем по-настоящему, с любым, если моя безопасность окажется под угрозой.
Я бегу не останавливаясь и попутно считаю шаги: двадцать семь, прежде чем те трое полностью не скрываются из виду.
За всю свою «карьеру» я трижды попадала в лапы полиции.
В первый раз, когда мне было семнадцать лет, меня взяли с поличным за воровство в универмаге в Бирмингеме. Сцапавший меня охранник не отпускал мою руку до самого приезда полиции. Они записали мое имя (вымышленное) и адрес (вымышленный), а когда обнаружилось, что я вру, сержант посмотрел мне прямо в глаза и заявил:
– Нехорошо, дорогая, потому как нам придется занести тебя в систему.
Они посадили меня на заднее сиденье патрульной машины и медленно поехали в участок. Я согнулась в три погибели и молчала, слушая, как сидевшие впереди легавые болтали о футболе, о том, что кому жена высказала, как один пожалел, что мало времени уделяет детишкам, а другой все беспокоился об отце. Когда доехали до участка, один предложил:
– Ну что, по чашечке?
– Да неплохо бы, – с удовольствием ответил другой, и с этими словами они вышли из машины, не проверив заднее сиденье, захлопнули двери и отправились на поиски заведения, где можно попить чай, оставив меня сидеть сзади, совершенно забытую и гадающую, что же теперь делать.
В итоге меня обнаружил констебль, вызвал экипаж машины и спросил, что, черт подери, происходит. Те двое понятия не имели. Они припомнили, что их вызывали на кражу в универмаге, но арестовывать там оказалось некого.
– Тогда какого черта она здесь делает? – строго спросил их начальник. – Кто она вообще такая?
Я ответила:
– Эти ребята схватили меня прямо на улице, сцапали и сказали, что станут творить со мной всякие штучки, а я не знаю, за что, они что-то такое болтали, и я подумала, что они, наверное, пьяные.
Затем я разревелась, что с учетом ситуации оказалось совсем нетрудно, и легавые отпустили меня с просьбами не подавать на них в суд.
Во второй раз я попалась, когда меня вычислили по файлообменной сети.
Мне было двадцать четыре года, и я приехала в Милан на неделю высокой моды и кухни. Первое впечатление – вся моя жизнь зависит от того, чтобы произвести хорошее первое впечатление. Когда попытка заканчивается неудачей, я ухожу в сторону, обновляю имидж и делаю второй заход. Хотя первые впечатления, возможно, единственное, что у меня есть, по крайней мере я тренируюсь, пока не добиваюсь нужного.
Милан во время недели высокой моды заполоняют толпы странных людей, встречающихся в совершенно неожиданных местах. Стоит завернуть за угол – и вот они, молодые и не очень, в невероятных туфлях и смешных шляпах, жаждущие увидеть, пока «кто-то, знающий кого-то, кто друг-подруга кого-то» пройдет по красной дорожке. Повсюду модели, но их на удивление трудно узнать на улицах без макияжа, надутых губ и исчезнувшего гламура, когда они просто идут, а не вышагивают походкой от бедра. Это тренировка преображения, которое я твердо решила изучить.
Проникнуть на вечеринку «Дольче и Габбана» после их презентации оказалось легко. Проходишь туда как официантка, а оказавшись внутри, переодеваешься в платье. В тот год носили высокие воротники, короткие юбки, и общим трендом был шотландский узор пополам с футуризмом «Стар трека». Я изучала каждую влиятельную женщину, каждую модель, карабкающуюся вверх по скользкому шесту, и копировала их улыбки и походки, ступня ровно перед ступней, идеально прямая, носок к пятке.
Именно по злому и злорадному капризу я ограбила Сальваторе Риццо, шестидесятидевятилетнего короля мира красоты.
– Жаль, очень жаль, – говорил он, глядя на меня. – Вы могли бы стать кем-то, но не стали, у вас нет примечательного лица, глаз и губ. Если бы вы хотели кем-то стать, то сейчас бы уже стали ею.