Бормочу неуверенно:
— Мне просто неожиданно понадобилась крупная сумма, которой у меня не было.
Он резко и коротко выдыхает:
— Тебе скучно жилось, Аверина? То ты устраиваешь охоту на чужого жениха, то сама себя загоняешь в «полтинник», руководствуясь непонятными умозаключениями о том, что что-то мне должна, то устраиваешься на работу в «Ложь» в поисках непонятных острых ощущений. Что с тобой происходит?
Вот, значит, какими мои поступки видятся ему со стороны.
— Не скучно. И не нужны мне никакие острые ощущения. Просто так сложилось. И в поисках себя я запуталась, — произношу с надрывом, потому что от его несправедливых слов внутри всё клокочет. — Я не хотела тебя расстраивать.
Понимаю, что говорю не то, что должна и замолкаю. Мгновение Марк тоже молчит.
— Ты ведь всегда могла попросить меня о помощи, — устало выдыхает Нестеров, наконец. — И ни разу этого не сделала, предпочтя всё вышеперечисленное. Почему, Аверина?
И я ведь знала об этом, но почему-то раньше казалось, что принять его помощь будет позорным, унизительным, оскорбительным. А сейчас вдруг понимаю, что Марк всё время этого ждал. Но всё равно всегда помогал, хоть я и отнекивалась.
Тяжелее всего от слова «могла» в прошедшем времени. Значит, больше не могу? Моргаю, пытаясь удержать подступающие к глазам слезы. Всхлипываю и тихо признаюсь:
— Просто у Антона неприятности, и я хотела ему помочь.
— Твой брат, хоть и придурок, достаточно взрослый мужик, чтобы решать свои проблемы самостоятельно, не впутывая в них тебя.
И из его уст всё это звучит весомо и неоспоримо. И собственный поступок теперь кажется мне самой донельзя глупым.
— Мне так жаль, Марк, — только и могу выговорить я, сглатывая образовавшийся в горле ком.
Чувствую, что Нестеров в бешенстве и, что бы я ни сказала, это не поможет.
— Не вздумай ехать к Жарову, — произносит Марк с каким-то мрачным злорадством. — К тому же, он всё равно тебя больше не ждет.
О том, что случилось с Сергеем после того, как он сделал Нестерову своё коммерческое предложение, я как-то даже не подумала. Он-то, в отличие от меня, вынужден был выдержать гнев Нестерова лично, и далеко не факт, что покинул спортзал на своих ногах.
— Он жив хотя бы? — интересуюсь похолодев, боясь представить, как далеко мог зайти масштаб проблемы.
— Идиотка, — выплевывает в сердцах Марк и бросает трубку.
А я всю следующую минуту молча смотрю в стену, не моргая и задержав дыхание. Голову сдавило железными тисками, а дыхание застряло где-то в горле. Медленные удары сердца в груди напоминают удары барабана.
Марк прав, я действительно идиотка. И снова всё испортила. От осознания этого факта слезы всё-таки вырываются из глаз и текут ручьями по мокрым щекам. Плачу навзрыд так, как, наверное, еще не плакала.
Но, как ни странно, от слез легче. Рыдания стихают, и ослабевают тиски, сдавившие голову. Пишу Дубининой короткое сообщение с просьбой всё-таки купить мне билеты на самолет.
Она радостно соглашается, просит выслать ей фото паспорта, и с этой минуты плакать становится некогда. Слишком много всего нужно успеть до отлета.
Договариваюсь с владельцем квартиры о том, что съезжаю послезавтра утром. Собираю вещи. Звоню управляющему «Талассы» и уведомляю о своем решении. Еду в офис «Азиатско-Тихоокеанского Альянса», где уже готовят для меня необходимые документы.
Марк больше не звонит, но вернувшись вечером домой, я сама решаюсь позвонить Антону.
— Привет, цыпленок, — мягко отвечает брат. — Я и сам собирался тебе позвонить, но весь день был занят сделкой по слиянию и только освободился.
— Тош, прости, у меня не получится тебе помочь. У меня есть триста тысяч, но больше собрать не удалось. Может тебе удастся как-то оттянуть срок…
Он обрывает мой извиняющийся монолог:
— Это ты прости меня, сестренка. Я не должен был взваливать на тебя свои проблемы. И, честно говоря, понятия не имел, что у тебя полно своих собственных. Привык считать, что у тебя априори всё хорошо.
— У меня всё хорошо, — эхом повторяю я, а из горла вырывается тихий неконтролируемый всхлип.
— Марк рассказал мне о том, что ты переехала и продала машину, чтобы помочь мне вернуть долг. Я ценю это, правда. Но почему ты сама мне не сказала?
Он говорит не «Нестеров». Он чуть ли не впервые называет его по имени. И что такого Марк мог поведать ему обо мне?
— Мне казалось, тебе не до того.
— Мне всегда до тебя, цыпленок. Больше не забывай об этом, ладно? А со всеми своими неприятностями я сам разберусь, обещаю.