Когда дверца черного Лэнда захлопывается, продолжаю смотреть на Нестерова сквозь стекло.
Наша короткая, но такая яркая история началась здесь, и здесь закончилась.
Но в отличие от прошлого раза, когда я точно так же уезжала отсюда, мечтая навсегда забыть об этом мужчине, сейчас, смотрю на удаляющийся широкоплечий силуэт до тех пор, пока его не размывает дождь и хрустальная пелена из слез, застывшая в моих глазах.
Глава 39. Перечень моих проблем
«Oh the past it haunted me
Oh the past it wanted me dead
Oh the past tormented me
But the battle was lost Cause I'm still here» I'm Still Here — Sia
(Перевод: О, моё прошлое преследовало меня. О, моё прошлое хотело уничтожить меня. О, моё прошлое измучило меня. Но эта битва проиграна, потому что я до сих пор здесь.)
Дождь барабанит по стеклам так громко, будто собирается разбить их и пролиться внутрь. Затопить всё вокруг, превратив в бескрайнее море.
Ночь выдалась бессонной и полной невеселых мыслей. Словно кто-то поставил передо мной пленку, с видеозаписью всей моей прошлой жизни и в принудительном порядке приказал смотреть и анализировать собственные поступки. Большая часть из них — неправильные и воспоминания заставляют совесть скрести душу своими маленькими, цепкими, похожими на крысиные, лапками. Оставлять тонкие кровоточащие царапины, чувство недовольства собой, неловкости и стыда.
«Если ты не выкинешь все эти мысли из головы, Милашечка, то самолет завтра не взлетит под их тяжестью», — сонно ворчит ангелочек, ворочаясь на правом плече.
Отзываюсь, зевая:
— Ну и пусть. Будет повод остаться здесь.
«А тебе нужен повод остаться? Серьезно? Ну и зачем?»
— В том-то и дело, что незачем, — бормочу в ответ. — Спи давай.
В итоге мы оба засыпаем под шум всё еще барабанящих по подоконнику и стеклам дождевых капель, но совсем ненадолго, потому что будильник я ставила на шесть часов. Хотелось напоследок погулять с Маком.
К утру дождь успел закончиться, и я смотрю на просыпающийся Владивосток с высоты сопки, пока пес радостно скачет по лужам, зачем-то пробуя воду из некоторых из них на вкус.
После дождя всё выглядит чистым и свежим. Даже «полтинник» сияет, будто отмытый водой, подставляя рассветным лучам грязно-серые бока. Трава кажется зеленее обычного, а мелькающая на сопке красная шапка онаниста говорит о том, что жизнь его ничему не учит, но всё равно идет своим чередом.
Я улечу, а здесь всё останется прежним. Только сейчас всё это стало мне мило и дорого. Осколки битого стекла, сверкающие на покрытом выбоинами асфальте, словно драгоценные камни. Отражение розоватого рассветного неба в огромных лужах. Даже запах мокрой псины от Мака кажется восхитительно-приятным и, прощаясь, я надолго прижимаю его к себе, пока монстр, названный в честь безвременно погибшего певца, улыбается клыкастой пастью и бьет тяжелым хвостом из стороны в сторону.
В назначенное время у подъезда останавливается Черный Лэнд Крузер. Ключи от квартиры уже сданы владелице, а я, осторожно стаскивая чемодан, спускаюсь вниз по замусоренным ступенькам. На мне женственное белое платье и сандалии без каблука. Как знак, что моя дальнейшая жизнь на новом месте будет светлой и легкой.
В душе теплится слабая надежда на то, что Марк сам приехал за мной, чтобы отвезти в аэропорт, но она не оправдывается — в машине дожидается водитель. Он вежливо здоровается и учтиво помогает поставить в багажник вещи, пока я с тоской оглядываю двор дома, который больше не кажется мне чужим и жутким.
Попытка немного вздремнуть, откинувшись на спинку сиденья ни к чему не приводит, потому что память услужливо подбрасывает картинки меня и Нестерова в этой самой машине, в ту ночь, когда он увез меня из «Лжи». Я помню жадные поцелуи в полумраке, сцепленные пальцы наших ладоней, аромат бергамота, пьянящий и пряный. Интересно, сумею ли я вообще когда-нибудь об этом забыть?
За тонированными стеклами автомобиля мелькают дома и яркие фасады магазинов, пока я лениво пытаюсь угадать играющую по радио песню. Улицы ускользают вдаль одна за другой. Интересно, когда я вернусь сюда снова?
Я ведь обязательно вернусь, теперь я в этом уверена. Теперь Владивосток — часть моей жизни, часть моей памяти, часть меня самой. Я принимаю его с туманами и моросью, с пробками и сопками, со всеми достоинствами и недостатками, как Марк принимал меня.
За городом водитель увеличивает скорость, и я отворачиваюсь от окна, уставившись на собственные сведенные друг с другом кончики пальцев.