— Мы так давно не виделись с тобой, расскажи, пока едем, как у тебя сложилась жизнь с тех пор, как твоя семья переехала?
Вздыхаю, понимая, что не в том положении, чтобы доверять ей собственные тайны, но и не в том, чтобы демонстративно скрытничать. Ищу золотую середину:
— Мы ведь переехали, потому, что родители развелись, — без большого энтузиазма признаюсь я. — Тоша остался с отцом, а я с мамой. Пришлось перейти в другую школу, потому что каждый день возить меня в гимназию она не захотела. Полтора года я жила с ней, а потом переехала.
— Подожди, — хмурится Лера. — Тебе сколько было? Шестнадцать? И ты стала жить одна? Почему?
Мой переезд от матери и раньше вызывал у большинства знакомых ступор и непонимание, поэтому я не удивляюсь такой реакции. У меня готов отличный уклончивый ответ:
— Разошлись во мнениях. Переходный возраст, знаешь, как это бывает.
— Догадываюсь, конечно. Я тоже ругалась с родителями в старших классах, и даже один раз сбежала из дома, но вернулась тем же вечером. А чтобы жить одной… такое мне даже в голову прийти не могло. Но ты всегда была отчаянной.
Усмехаюсь, признавая ее правоту. Да, я всегда была отчаянной. Даже в те времена, когда мир вокруг казался мне чистым и светлым, я была полна сюрпризов.
— А на что ты жила? Неужели работала? — интересуется Дубинина.
— Брат помог мне снять квартиру и подкидывал денег время от времени.
— Я помню Антона. Он как раз заканчивал школу, когда ты ушла из гимназии. Красивый у тебя брат. По нему все девчонки с ума сходили, помнишь?
Как всегда, при упоминании о нем, да ещё и в контексте беззаботного прошлого, я улыбаюсь:
— Тоша и сейчас такой. Но женился четыре года назад.
Лерку, кажется, удивляет мой ответ:
— Правда? И на ком? Деток уже завел?
Улыбка сползает с моего лица. Не планировала, чтобы наш разговор сворачивал в это русло, но ничего не поделаешь. Нехотя отвечаю:
— Нет ещё. А с его женой у меня отношения не очень.
— Почему?
«Потому что Милашечка всего-то вскрыла себе вены в день их свадьбы, делов-то», — фыркает чертенок, когда я, заглушая его голос в своей голове, бормочу:
— Да как-то характерами не сошлись.
В тот день мне казалось, что невеста Антона — Женя забирает у меня единственного в мире человека, которому я могу доверять, вот я и решилась на суицид. Сейчас, вспоминая произошедшее и уровень поднятой моим глупым поступком шумихи, понимаю, что, наверное, не стоило. Но сделанного не воротишь.
«Ох, нашла из-за чего переживать, — отмахивается чертенок. — Это было давно и неправда».
Спрашиваю у Дубининой, умело сдвигая фокус нашего разговора с меня на нее.
— А как сложилась твоя жизнь?
— Моя — не в пример твоей скучно, — делится Лерка, когда Гелендваген останавливается на светофоре. — Окончила школу и институт, стала заместителем отца в «Азиатско-Тихоокеанском Альянсе», а там встретила Никиту. Не ждала, что он сделает предложение. До сих пор иногда не могу поверить и задаюсь вопросом, что такой шикарный мужчина как он, нашел в такой, как я?
Я, честно говоря, тоже этим вопросом задаюсь, но не спешу признаваться собеседнице. Сдерживаю ухмылку и многозначительно выдаю заезженную фразу:
— Любят не за что-то, а вопреки всему.
«Ага, вопреки старомодной прическе, носу-картошке и нелепому телосложению», — злорадно добавляет чертенок, а я отворачиваюсь к окну, пряча улыбку, которая все же расцветает на моих губах от его глупого, но точного заявления.
Мы въезжаем в ворота, где Лера опускает стекло и сообщает охране, что нас уже ждут.
Служащие контрольно-пропускного пункта указывают дорогу к нужному причалу.
— Может, и правда, вопреки, — задумчиво произносит Дубинина, приходя к каким-то своим выводам, но тут же оживляется: — Вон они.
Она указывает куда-то вперед, но я пока вижу лишь причал, машины и яхты вдалеке, потому что солнце ярко светит в лицо и ни тонировка стекол, ни солнечные очки не помогают разглядеть впереди что-то определенное.
Какое-то время мы едем мимо аллеи невысоких ёлочек, аккуратно высаженных в один ряд, а потом останавливаемся рядом с черным трехсотым Лэнд Крузером, у самого берега и выходим, достав с заднего сиденья сумки с вещами.
А от яхты, пришвартованной у дальнего края причала, к нам уже направляются два мужских силуэта.