И в тот момент, когда я вне себя от досады пинаю носком босоножек одну из злосчастных спущенных шин, мне звонит Дубинина. Только её сейчас не хватало.
— Привет, Ланочка! — жизнерадостно щебечет она в трубку, в то время как я закатываю глаза. — Как твои дела?
Это закон подлости: когда в жизни всё летит в тартарары, рядом обязательно появляется какой-нибудь бодрый и неунывающий оптимист, чтобы бесить своим развесёлым жизнелюбием.
Однако, помня о приличиях, здороваюсь, а потом, не удержавшись, жалуюсь Дубининой на откровенно паршивое положение собственных дел.
— Какой ужас! — искренне сокрушается она. — Подожди минутку, сейчас я спрошу у Ника, может быть он сможет подъехать тебе помочь, и перезвоню.
Лера торопливо прерывает разговор, а мои губы расплываются в плотоядной улыбке. Надо же, как удачно складываются обстоятельства. То, что я считала невезением, на самом деле очень даже везение. И если Никита сейчас примчится ко мне на помощь, я, так уж и быть, готова примерить на себя непривычную роль «девушки в беде».
«В биде, — хихикает чертенок на плече. — Знаешь, это такая ванночка, чтобы подмывать срамные места».
Он покатывается со смеху, но я не успеваю ответить что-нибудь колкое, заметив на экране смартфона входящий звонок от Дубининой.
— Ланочка, прости, у Ника сейчас деловая встреча, и он никак не может ее пропустить, — извиняющимся тоном докладывает Лера, а я мысленно чертыхаюсь. — Но один из его друзей сейчас как раз в центре, и он обещал подъехать, чтобы тебе помочь.
Пытаюсь определить для себя, хорошо это всё-таки или плохо и прихожу к выводу, что лучше так, чем никак.
— Спасибо тебе огромное за помощь, Лер, — выдыхаю я в телефонную трубку, обмахиваясь ладонью от майской духоты.
Дубинина удивляется:
— Мне то за что? Вот Марк приедет, его и поблагодаришь. Не расстраивайся, всё будет хорошо.
Попрощавшись и договорившись позже созвониться, я скидываю вызов, жалея, что мои надежды на помощь Никиты не оправдались.
«Не переживай, Милашечка, мы еще затащим его в наше биде», — хохочет чертенок во весь голос, и я, не удержавшись, тоже хихикаю от этой дурацкой шутки.
Упершись спиной в край нагревшегося на солнце багажника, я выкладываю в соцсети сторис, в которых рассказываю подписчикам о постигшем меня несчастье и получаю отклик в виде посыпавшихся сообщений из разряда «денег нет, но вы держитесь». И всё же, какая-никакая активность в профиле.
Как в узком проеме между двумя обшарпанными трехэтажками останавливается новенький черный Лэнд Крузер я замечаю не сразу, будучи увлеченная печатанием однотипных «спасибо» сочувствующим подписчикам. Поворачиваю голову лишь тогда, когда открывается задняя пассажирская дверца.
Ей-богу, знала бы заранее — точно сняла бы эффектное появление моего таинственного спасителя на замедленное видео и выложила в сторис.
Сначала на землю уверенно ступает одна мужская нога, обутая в блестящие брендовые туфли, затем, — вторая, а следом из машины появляется и владелец оных, в черном деловом костюме, белой рубашке и узком галстуке.
Аккуратно уложенные темные волосы поблескивают под майским солнцем, а широкие брови сначала удивленно приподнимаются, а потом сходятся на переносице, когда их обладатель скользит по мне внимательным, подмечающим каждую деталь взглядом. Точно таким же, каким только что прошлась по нему я сама.
Чертенок на плече восхищенно присвистывает, но я нервным жестом смахиваю его, словно невидимую пылинку, поскольку абсолютно не согласна с его мнением и при виде темноволосого мужчины, от которого за версту веет уверенностью, опасностью и маскулинностью, я желаю не присвистнуть, а сбежать куда глаза глядят, или, на худой конец, провалиться сквозь землю.
— Марк, — по-деловому протягивает мне руку «спаситель», подходя ближе и продолжая смотреть мне прямо в глаза, чем выводит из равновесия.
Именно таких мужчин я боюсь и стараюсь избегать как летнего ливня в замшевых туфлях.
Всё же, не желая ударить в грязь лицом, выдыхаю:
— Милана.
Глядя на Марка снизу-вверх из-за существенной разницы в росте, касаюсь его обжигающе горячих пальцев своими, кажущимися в этот момент ледяными. Но он жмет руку совсем легонько, для виду, и усмехается, бросая короткий взгляд на мой многострадальный БМВ:
— И кому же ты, милая, так дорогу перешла?
От глубокого бархатного голоса по позвоночнику пробегают мурашки, и желание сбежать усиливается стократно. Фамильярное «ты», наряду с обращением «милая» раздражающе режет слух и не позволяет выдержать между мной и Марком километровую дистанцию, которую я обычно соблюдаю с мужчинами вроде него. И отчитать его не могу, поскольку действительно нуждаюсь в помощи. Это пугает и злит.