— Закрой окно.
— Здесь никто не ходит.
— Закрой. Солнце ещё не зашло.
Рука грубо захлопывает окно и ложится на тонкую белую шею, притягивая ближе. Синь Юэ тянет за завязки красного платья, не думая ни о чём. Сяо Ми что-то непонятно шепчет и гладит чужие скулы. Лишь несколько мгновений спустя молодой человек ощущает, что девушка пытается его ненавязчиво оттолкнуть. Она упирается руками в ходящую ходуном грудь и с закрытыми в блаженстве глазами повторяет:
— Постой, подожди, постой, не так быстро, подожди немного…
Синь Юэ опускает руки на узкие плечи и наклоняется прямо к лицу, почти касаясь кончиком своего носа носа Шень Сяо Ми.
— Открой глаза. Посмотри на меня.
— Подожди, постой, я…
— Шень Сяо Ми. Ми-Ми!
— … я… я… подожди…
— Ми-Ми, открой глаза.
Синь Юэ внимательно вглядывается в большие блестящие глаза, примечает каждую неровно, но очаровательно лежащую ресничку, недоверчиво изогнутые брови, движения кожи, потому что девушка от волнения кусает губу изнутри.
— Ми-Ми, я знаю, знаю. Всё хорошо.
Шень ждёт, ждёт, когда парень убедит её.
— Я с первого взгляда узнал тебя, с первого слова, Ми-Ми. Всё хорошо…
Синь Юэ вытягивает руки в стороны, как бы обозначая, что находится во власти решения Сяо Ми и что сам он ей полностью доверяет. Темноту комнаты нарушает лишь шумное дыхание парня, пытающегося услышать, о чём думает хозяйка дома Фэн. Сяо Ми не слышно, словно никакой девушки здесь и нет вовсе.
Наконец, невзирая на неизвестность, губы Шень безошибочно находят губы Синь.
— Приоткрой окно…
Юэ тихо тянет на себя рамы, пропуская в комнату последние лучи заходящего солнца, падающие на его «Совершенство». Он обнимает Сяо Ми и думает о том, как можно назвать свои чувства.
Тепло Сяо Ми — это то «немного», которое нужно ему для того, чтобы быть счастливым. Но можно ли описать Сяо Ми как «немного»? Синь Юэ не знает, он не считал, сколько нужно среднестатистическому человеку для среднестатистического счастья. Молодой человек подозревает, что та, кто сейчас у него в руках, не имеет цены.
Юэ мог бы сказать, что для счастья ему было бы достаточно любви, но это было бы ложью. Любви ему недостаточно. Но, по всей видимости, Сяо Ми — это не любовь всей его жизни. И хорошо, потому что в отличие от любви с Сяо Ми ему больше ничего не нужно.
Глава 11
Лепестки нежно-розового цвета кружились над домом семьи Шень. Сакура только-только отцвела и теперь готовилась нарядиться в ярко-зелёные листочки.
Майские лучи кротко ласкали маленькое лицо совсем ещё юной Шень Сяо Ми. Девочке недавно исполнилось девять. Она родилась в грозу, и та приходила к маленькой красавице каждый год в день её праздника. Но это была не та гроза, которая пугает детей и даже некоторых взрослых темнотой неба и страшным грохотом, непредсказуемыми вспышками молний и ледяным ветром. Это была светлая майская гроза с тёплым дождём и солнечными лучами, отражающимися в только что появившихся лужах. В такую грозу, наоборот, хочется выбежать из дома и как следует порезвиться. Маленькие дети слуг так и делали: выбегали вопреки крикам взрослых из-под деревянного навеса и ловили языками тёплые капли, пытаясь поминутно толкнуть друг друга в лужу.
Сяо Ми пристально смотрела на них из окна. Чумазые и мокрые дети с ужа-а-асными манерами бегали перед ней. Девочка стояла с прямой как палка спиной, с накрашенным лицом и с зонтом, который она держала под идеальным углом. Она не выражала ни презрения, ни зависти, ни радости, ни грусти. Она просто смотрела на детей, которые были беднее, чем она, и свободнее, чем она. Да, в девять лет, оказывается, можно понять что-то, о чём некоторые люди не подозревают до самой смерти, а то и дольше.
…Лепестки всё продолжали кружиться, поднимаемые лёгким ветром. Они накрыли весь двор и крышу поместья Шень. Красивая взрослая женщина с маленькой родинкой под губой поправляла сложную причёску своей одиннадцатилетней дочери.
— Ми-Ми, моё солнышко, моя радость, — приговаривала женщина, проводя рукой по волосам.
Девочка молчала, как и всегда. Она смотрела на мать внимательно и ловила зорким взглядом каждое движение, стараясь запомнить, чтобы потом столь же грациозно повторять его ещё и ещё у себя в комнате, а после показаться перед гостями с новым навыком очарования.
— Какие красивые глазки! Какой милый носик! — женщина слишком сильно надавила на покрытое белилами лицо дочери, и указательный палец случайно стёр слой косметики на переносице.
— Ой… Прости…
Шень Сяо Ми закрыла нос руками и, бросив на мать недовольный и рассерженный взгляд, убежала поправлять макияж.
…Тётушка Лу-Лу добра и снисходительна. А ещё красива как мама Шень Сяо Ми. Тётушка Лу-Лу родила отцу Шень Сяо Ми двух дочерей. У своей матери Сяо Ми единственная. Всего у господина Шеня двадцать три дочери.
И ни одного сына.
Шень Сяо Ми тринадцать, и она не понимает, почему её отец не хочет мальчика. Нужно ведь просто захотеть, так ведь?
Когда одна из тётушек беременеет, отец становится тревожным… И немного злым… Немного злее, чем обычно…
Господин Шень был человеком сложным. Эта сложность выражалась, в первую очередь, в частой смене настроения и непредсказуемости поступков.
Наложницы господина Шеня, среди которых была и мама Сяо Ми, и её близкая подруга Лу-Лу, старались не выходить из женской части дома лишний раз, по крайней мере, поодиночке. Собираясь на прогулку по саду, они спрашивали у слуг, как и чем сегодня позавтракал господин Шень, как поспал, какие указания отдавал, какими словами и каким тоном он эти указания отдавал, и главное — во что он пожелал нарядиться. Лишь разведав все подробности, они решали — идти на прогулку или нет.
Когда у господина Шеня было настроение заняться делами, выходить из дома не стоило, иначе это собьёт боевой настрой хозяина. Можно было тихонько походить по дому или выйти на веранду, но не больше друх-трёх человек за раз.
Когда у господина Шеня было настроение повеселиться, а оно всегда начиналось с сытного мясного завтрака и яркого вычурного наряда, запрещалось не быть рядом с хозяином категорически. Если господин Шень хочет праздника, на празднике должны быть все: наложницы, дочери, младенцы. Разрешалось отсутствовать только роженицам, причём уважительным отсутствие могло быть лишь с момента, когда акушерка увидит голову ребёнка, и до того момента, когда ребёнок полностью будет не в теле матери. Во время схваток же и сразу после родов, по мнению господина Шеня, женщина была обязана быть рядом с ним, свежа, здорова и красива — как и полагается настоящей женщине.
Когда у господина Шеня было печальное настроение, какая-нибудь наложница должна была прийти к нему и утешить несчастного хозяина. Кто пойдёт, господину Шеню было без разницы. Да и к тому же, это должно было выглядеть так, будто женщина "влюблённым сердцем почувствовала, что с самым важным для неё человеком приключилась беда, и она так быстро, как могла, прибежала на помощь к нему". Угадав в солёной рыбе и голубом халате с птицами печаль хозяина, наложницы решали, чья же очередь идти и спасать господина.