Таким образом, можно говорить «мертвый человек» в том же смысле, в каком говорят «мертвая машина». Понятие «мертвый» носит здесь метафорический характер, так как оно описывает как мертвое то, что никогда не было живым и, следовательно, не составляет полярной противоположности к понятию живого. Там, где понятия мертвого и живого составляют пару противоположностей, одно не мыслится без другого и не обладает той самостоятельностью, при которой другое может быть отброшено. Машина мертва, хотя она никогда и не жила; она мертва, потому что ее движения целиком подчиняются функциональности. Точно так же и в живом человеке есть что-то мертвое, никогда не обладавшее жизнью, поэтому оно не может умереть, а может только подвергнуться распаду, исчезнуть, изветшать. В нем есть мертвые точки, мертвые пятна, мертвые участки. В человеке можно обнаружить мертвенность, которая присутствует в нем при жизни. Его юность лишена свежести, старость искусственна, и он не знает зрелости. Глаз физиогномиста без труда различит эти признаки. Как существуют механические движения, так встречаются и механические лица. Человек бывает мертв постольку, поскольку в выражении его лица, в его движениях отражается тот голый функционализм, который мы можем наблюдать у машины. Вид маски, мертвой личины, который приобретают лица таких людей, говорит о том, что жизнь в них имитируется, что их движения представляют собой лишь симуляцию живости. Это явление можно изучать, наблюдая лица актеров, но не только у них — и в обыденной жизни частенько встречаются ходячие мертвецы с масками вместо лиц; этих призрачных существ, которые только притворяются живыми, а на самом деле, скорее, представляют собой механические создания, немало на свете. Их влияние возрастает по мере того, как распространяется власть функционализма. Эти люди производят такое впечатление, словно они не старятся и не могут никогда умереть. В отличие от них в живом человеке сразу же заметна полярность, и чем сильнее она выражена, тем больше в нем жизни.
33
Теперь мы рассмотрим технику с той стороны, с которой она соприкасается с природными стихиями, развиваясь за их счет. Эта связь нерасторжима и неотъемлема от бытования техники — любая техническая работа требует субстрата, благодаря которому она осуществляется. Все силы для своего развития техника берет из природы как из хранилища, она черпает их как воду из резервуара, какими бы совершенными ни были средства для этого акта вычерпывания.
Техник утратил древнее чувство священного страха, которое останавливало человека, не давая ему наносить земле раны, разрушающие ее поверхность. На заре человечества этот страх имел исключительное влияние, мы находим его след во всей истории земледелия, и его отголоски еще долго ощущались в историческую эпоху. Возведение больших архитектурных сооружений, предназначенных для мирских целей, невольно наводит на мысль о кощунственности — не случайно некоторые сохранившиеся до нашего времени обычаи, связанные со строительством домов, носят характер искупительных и очистительных ритуалов, а следовательно, указывают на совершенный акт осквернения. Методы, которыми пользуется в своей работе Техник, обличают в нем отсутствие чувства благоговения. Для него земля — это объект рационального и искусственного планирования, мертвый шар, подчиняющийся законам механического движения. Человек, который изучил эти законы и разбирается в них как машинист, может поставить землю себе на службу. Он безжалостно использует землю как орудие для осуществления своих властных устремлений, заставляет стихийные силы покорно трудиться в машинах, производя механическую работу. Так происходит столкновение природной стихии и механизма, управляемого умом и волей человека, которое завершается актом порабощения стихийных сил природы. Насильственное вмешательство кладет конец их свободной игре.