Вопрос состоит в том, как предотвратить третью мировую войну, точнее говоря, кто возьмется ее предотвратить. Ни одно государство, даже самая сильная из великих держав, в одиночку не располагает достаточными средствами для ее предотвращения, так как даже сильнейшая мировая держава не устоит против коалиции. А всемирная организация по поддержанию мира является обоюдоострым средством. Характерной особенностью такой организации является то, что она претендует на монопольное право ведения войны и на основании этого монопольного права самостоятельно выносит решение, кого считать агрессором и против кого следует начинать военные действия. Такая мощная коалиция, которая способна взять в свои руки монополию на право ведения войны, самостоятельно будет давать дефиницию войны, все дефиниции агрессии, обороны, допустимых средств. Однако в самом представлении о том, что в эпоху сильнейшего технического прогресса, который ведет к непрестанному повышению военного потенциала различных государств, мог бы долгое время просуществовать постоянный комитет по поддержанию мира, действующий по принципу perpetuum mobile,{113} содержится противоречие. Средства, которыми пользовался бы такой комитет, может дать только техническая организация. Бессилие государств перед взрывоопасными процессами, которые сопутствуют высокому развитию техники, видно невооруженным глазом. Нет ни одного государства, которому удалось бы совладать с этими процессами, так как во все государственные организации вторглась техническая организация и изнутри подрывает государственную власть. Человек не справляется с механическими законами, которые он привел в движение. Механические законы сами управляют человеком.
КНИГА ВТОРАЯ
МАШИНА И СОБСТВЕННОСТЬ
1
Если мы сознаем, что живем в условиях исторического движения, о продолжительности, масштабах и цели которого можем только строить предположения, то нам следует сразу признаться себе в его незнании. Мы совершаем свои действия не вопреки, а вследствие этого неведения. Если бы мы все знали, мы бы ничего не делали и нам не нужно было бы ничего делать. Незнание — это данность, и в нем наше знание плывет точно кораблик в мировом океане. Приумножение наших познаний не означает убывания незнания; прибыль и убыль знания относительны на фоне незнания, и это отношение неотменимо, то есть наше знание предполагает наличие незнания и тесно с ним связано. Не нужно внушать себе, будто бы мы понимаем тот или иной исторический процесс и будто бы это знание позволяет нам понять его во всей полноте. Если бы это было возможно, то при желании мы могли бы остановить это движение. Наше знание растет по мере того, как разворачивается этот процесс; так оно возросло в первой половине XX века. Еще Ницше в «Воле к власти» отметил, что присходит «движение экстремальное по своим темпам и средствам». И затем он добавил: «Произошло изменение самой сущности человека». В это же время граф Йорк говорит в письме к Дильтею: «Время номинализма оканчивается, да и самое время ему окончиться». В другом письме он замечает: «„Современного человека”, то есть того человека, какого мы видим начиная с Ренессанса, пора похоронить». Выражение «современный человек» он ставит в кавычки, имея на то полное основание, ибо что такое, в сущности, современный человек? Этот эпитет появился в XIX веке и связан с типичным для этого времени историзмом мышления. Он мало что выражает, так как человек никогда не бывает современен или — что одно и то же — он современен всегда. Мы можем выразить это иначе, сказав, что он всегда находится в развитии, так как это развитие от него неотъемлемо. Человек все время находится в становлении, которое никогда не приходит к своему завершению, а так как его развитие никогда не завершается, то все, что о нем говорится, не является окончательным суждением. Антропология как наука содержит в себе противоречие, она заключает в себе неразрешимый парадокс. Ведь человек как существо, которое никогда не достигает завершенности, не укладывается в рамки антропологии. Наука не может поместить его в витрину, человек и наука о нем выходят за пределы научного знания. Предположим, что удалось создать законченную, замкнутую антропологию: что представляла бы собой такая дисциплина? Это был бы гроб, в котором лежит завершивший свое развитие человек, остается только привинтить крышку и похоронить его.