И точно обвалилось, обрушилось в нём. В водовороте нахлынувших мыслей и чувств, которые летели, путаясь и сминая друг друга, тотчас вздыбилась и удержалась одна, нелепая, парадоксальная, отчаянно глупая и абсолютно благоразумная, дельная мысль, самая подходящая к случаю из скопища прочих, как не случается даже во сне: сей же миг, именно в этот опасный, безумный момент, грозивший последствиями необратимыми, увечьями тяжкими, дать выход своему накипевшему озорству, превратив это безобразное происшествие в безобидную шутку.
Он не успел обдумать и взвесить, он лишь всем своим поджавшимся существом ощутил, что обязан именно так поступить, и уже разыгрывал роль, которая в озарении явилась сама: дурацкое выражение изобразилось на худощавом лице, брови поднялись с недоумением самой чистой невинности, долу опустились глаза, слюнявые губы пожевали и потянули с равнодушным спокойствием, хотя всё в душе сотрясалось от мерзейшего страха, что в ответ на его совершенно неуместную выходку безумный гнев отставного поручика обрушится на него самого:
— Волосы-с?.. Какие же волосы-с тут-с?..
Отчаянно вздрогнув, круто поворотившись к нему, незнакомец пронзил его яростным взглядом, однако же он, с совершенной наивностью взглянув на него из-под упавших волос, прибавил недоумения и даже с обидой спросил:
— Откуда сюда прийти волосам-с?
Богатырский кулак незнакомца перестал дрожать и метаться, казалось,, выросши вдвое, в негодовании вытянулось лицо, обещая уже не одно тасканье волос, но он всё-таки произнёс, уже равнодушно, небрежно:
— Это всё так-с... ничего-с...
Желваки незнакомца уже опадали, щёки круглились, как прежде, принимая свой естественный вид, лишь необыкновенно расставленные природой глаза уставились на него с вопрошающим беспокойством.
Ободрённый уж и такого рода вниманием, потупившись более, точно не примечая никаких перемен, он заверил с доморощенным философским глубокомыслием всех половых:
— Это куриные пёрышки-с.
В растопыренных неподвижных глазах незнакомца разом пролетели оторопелость и страх, даже рот приоткрылся слегка.
Тут он поднял решительно голову, отбрасывая мягкие крылья волос, и как ни в чём не бывало улыбнулся незнакомцу.
Вероятно, очнувшись от этой внезапной улыбки, свирепо взбоднув головой, незнакомец проревел ещё раз:
— Половой!
На этот раз наконец появился с безмятежностью абсолютно уверенного в себе человека, держа красные руки за чёрным шнурком пояска, краснорожий детина в бледно-рыжих кудрях, с провинциальной щеголеватостью обстриженный под неровный, однако глубокий горшок, должно быть, страшный любимец неисповедимого женского пола, любитель бараньего бока с кашей и салом и такого необоримого сна, что, хоть из пушки над ухом пали, не проснётся, даже не перевалится со спины на бок и могучего храпа не оборвёт.
Он тотчас признал эти бледно-рыжие кудри и с нетерпением ожидал, оправдает ли скудоумный хранитель кухонных тайн всё то, что он за него второпях напророчил, а детина молча встал, избочась, присогнув правую ногу в колене, точно собирался подраться на кулачки, и глядел форменным истуканом, не вынимая из-за пояса рук, весьма походивших на две сковородки, засунутых по ошибке туда.
Сверкая глазами, сунув рыжеватую волосину детине под нос, незнакомец грозно рычал:
— Откудова волосы здесь?
Приподняв бесцветные бровки, нисколько не переменившись в лице, словно разворачивалось самое обыкновенное дело, каких набирается дюжины две надень, детина забормотал с искренним удивлением, которое подделать нельзя:
— Волосы-с?
У незнакомца так и округлились глаза, и в голосе зазвенела уже звериная ярость:
— Что-о-о?!
Детина, не моргнув ничем, переспросил неожиданно бабьим тонким плачущим голоском, чуть пригибая на сторону толстую шею:
— Какие волосы-с?..
Незнакомец ещё раз тряхнул перед носом вещественным доказательством и прогремел:
— Вот эти волосы, эти, болван!
На этот раз выкатив глаза, распахнув зубастую пасть, ни разу не попадавшую в разрушительные руки дантиста, детина пожал выпиравшими из-под рубахи плитами плеч:
— Откуда зайти сюда волосам-с?..
Дёрнувшись весь, незнакомец прикрикнул, однако же потише, как будто не совсем понимая, что же теперь продолжать:
— А это, по-твоему, что, идиот?
Покосившись, поморщившись, детина с выражением совершенной невинности забормотал:
— Это так-с... ничего-с...
Незнакомец оторопел:
— Ничего?