Привилегией является только увеличение и усиление требования.
Место в работе предопределяется подготовкой, старшинством, усилиями, способностями, доверием к инструктору и пониманием цены работы.
Ученик может начать без полного понимания значения идей, приходящих от высшего разума и целей школьной работы. Но после определенного времени от него потребуется правильная оценка и понимание. И без этой оценки и понимания он не сможет продолжать.
Появление недоверия к инструктору и особенно выражение такого недоверия по отношению к знанию, методам и личным мнениям инструктора делает невозможным продолжение работы в школе.
Ученик должен помнить, что личные мнения инструктора, которые противоречат его собственным личным мнениям, основаны на методах и доводах гораздо лучших, чем имеющие в его распоряжении. Поэтому они должны стать для него объектом изучения, а не объектом споров и возражения.
Он должен помнить, что одной из целей его работы является изменение своих точек зрения, потому что его старые точки зрения, являющиеся точками зрения спящего человека, не могут быть правильными. Задача инструктора состоит в том, чтобы показать ему возможность точек зрения, которые соответствуют его пробуждению.
Ученик должен помнить, что он пришел для того, чтобы учиться, а не для того, чтобы учить или выражать свои взгляды.
Различие во мнении с инструктором может указывать на то, что ученик приобрел от него все, что возможно приобрести и ему следует оставить школу и работать независимо. В то же самое время разница во мнении может просто показывать, что ученик забыл некоторые фундаментальные принципы работы или, что еще хуже, добавил к этому что-то свое, чего он не слышал от инструктора. Это делает всю дальне йшую работу бесполезной.
Независимая работа вне школы возможна в контакте с инструктором или без такого контакта.
106
П. Д. Успенский
Контакт зависит от ученика, а не от инструктора и устанавливается в том случае, если ученик помнит все, что он когда-либо слышал от инструктора и следует всему этому без какого-либо отклонения, и помимо всего -- без добавления чего-либо своего.
Инструктор несет ответственность за работу учеников и может помочь в их трудностях только если по отношению к нему ученики следуют принципам школ первой категории, т. е. они никогда не забывают того, что однажды им было сказано и не спорят с инструктором.
Это иногда называется подражанием школьной работе. В одной и той же школе могуг быть разные ученики, то есть, ученики школ первой категории и ученики школ второй категории. Эта разница между учениками зависит исключительно от их отношения к инструктору.
"Отождествление" -- это забавное состояние, в котором человек проводит половину своей жизни, другая половина проходит в полном сне. Он отождествляется со всем: с тем, что он говорит, что он чувствует, во что он верит, во что не верит, что он желает, что он не желает, что привлекает его, что отталкивает. Все становится им, или, лучше сказать, он становится всем. Он, становится всем, что он любит или не любит. Это означает, что в состоянии отождествления человек не способен отделить себя от объекта своего отождествления. Трудно найти наименьшую вещь, с которой человек не мог бы отождествиться. В состоянии отождествления человек имеет даже меньший контроль над своими механическими реакциями, чем в любое другое время. Отождествление, его значение, причины и результаты очень хорошо описаны в "Записях из Филокалии", пер. Е. Кол-дубовский и Е. Г. Палмер, Лондон, 1951, стр. 338, пар. 34-6.
РАЗГОВОРЫ С ДЬЯВОЛОМ
I
-- Я расскажу тебе сказку, -- сказал дьявол, -- только с условием, чтобы нс спрашивал у меня никакой морали. Выводи сам, какие хочешь, заключения, но пожалуйста, не спрашивай ничего у меня. Нам
107
Совесть: поиск истины
и так приписывают слишком много глупостей, а, ведь, мы, строго говоря, даже не существуем. Вы нас сами сочиняете.
Это было в Нью-Йорке, лет двадцать тому назад. Там жил -тогда один молодой человек, которого звали Хьюг Б. Я не скажу тебе его полного имени. Ты сам скоро догадаешься. Это имя знают теперь все люди во всех пяти частях земного шара. Но тогда его никто не знал. И я начну с трагического момента в жизни этого молодого человека, когда он ехал из одного из пригородов Нью-Йорка в центр, на Бродвей, для того, чтобы купить там револьвер, а потом застрелиться из этого револьвера на пустынном морском берегу Лонг-Айленда в одном месте, которое осталось у него в памяти со времен мальчишеских экскурсий, когда он и его товарищи, воображая себя пугсшествен-никами-исследователями, открывали неизвестные страны вокруг Нью-Йорка. Намерение его было очень определенно, и решение твердо. В общем -- самый обыкновенный случай из жизни большого города, каких мне приходилось видеть и даже, сознаюсь откровенно, устраивать тысячи и десятки тысяч. Но на этот раз такое обыкновенное начало имело совсем необыкновенное продолжение и необыкновенный результат. Но, прежде чем перейти к тому, что из этого дня вышло, я должен рассказать тебе подробно, что к этому дню привело. Хьюг был изобретатель, прирожденный изобретатель. С раннего детства, гуляя с матерью в парке, и во время игр с другими детьми, и просто, когда он тихо сидел в углу, перебирал какие-нибудь кубики или рисуя уродцев, он все время изобретал и строил в уме самые разнообразные и самые невероятные приспособления и усовершенствования для всего на свете. Особенное удовольствие доставляло ему изобретать различные усовершенствования и приспособления для своей тетки. То он рисовал ее с дымовой трубой, то на колесах. А за один рисунок, на котором эта немолодая девица была изображена с шестью ногами и еще с разными приспособлениями, маленькому Хыогу сильно влетело. Это было одно из его первых воспоминаний. Вскоре после этого Хьюг научился чертить, а потом мастерить модели своих изобретений. К этому времени он уже понял, что живых людей усовершенствовать нельзя. Но все-таки все его изобретения были, конечно, совершенно фантастичны. И когда ему было четырнадцать лет, он чугь не угонул, пробуя изобретенные и сделанные им самим водные лыжи.
В то время, о котором я говорю, ему было 26--27 лет. Он был женат уже несколько лет, служил чертежником на большом механическом заводе и жил в квартирке из трех крошечных комнат, больше похожих на каюты океанского парохода, в огромном и безобразном кирпичном доме, в одном из предместий Нью-Йорка. И он был очень не доволен своей жизнью. Обыкновенно белые рабы ваших заводов и фабрик плохо сознают свое рабство. Если они и мечтают о чем
108
П. Д. Успенский
нибудь, то только о том, чтобы как-нибудь приукрасить свое рабство, -весело провести воскресенье, пойти вечером на танцы, одеться, как джентльмен, иметь побольше долларов. Если даже они недовольны своей жизнью, они думают об уменьшении часов работы, о большем заработке, о праздничном отдыхе -- словом, вся музыка вплоть до социалистических программ. Но они никогда, даже мысленно, не решаются восстать против самой работы. Это их Бог, и против него они не решаются идти даже мысленно.
Но Хыог был сделан совсем из другого материала Он ненавидел само рабство. Ненавидел сам труд. Всегда говорил, что это и есть проклятие Божие. Всеми фибрами своей души он чувствовал природу этого спруга, впившегося в него своими присасывающимися щупальцами. И ему-то уже во всяком случае не пришла бы в голову мысль украшать свое рабство или обманывать себя какими-нибудь дешевенькими развлечениями.
Ему было шесгнадцать лет, когда умерла его мать, ему пришлось бросить школу и поступить учеником в чертежную завода на жалованье в пять долларов в неделю. Это было начало его карьеры. В чертежной он по внешности ничем не отличался от других учеников. Он копировал чертежи машин, приготовлял бумагу, краски, чинил карандаши, бегал с поручениями по разным отделениям завода. Но в душе он ни на одну секунду не примирялся с этой жизнью. И он все время говорил себе, что должен стать изобретателем, и изобретения должны дать ему миллионы и ту яркую, богатую и фантастическую жизнь, о которой не могли даже мечтать его товарищи по заводу. Здесь играло большую роль то обстоятельство, что Хыог был совсем другого происхождения, чем большинство окружавших его. Это были все дети труда и нужды, сыновья таких же заводских рабочих или недавних эмигрантов, переселившихся в Америку, спасаясь от жадности лэнд-лордов, от безработицы, от голода и холода. Их мир был маленький, ограниченный, узенький мирок, в котором главное место занимала борьба с голодом и с нуждой, всегда близкими и возможными. Но в душе Хыога говорили совсем другие инстинкты. Он принадлежал к старой американской фамилии, к потомству пионеров, видевших девственные леса страны великих озер и рек и сражавшихся с краснокожими. Среди его предков были члены конгресса, генералы в войне за независимость, богатые плантаторы южных штатов. Его отец потерял остатки состояния во время междоусобной войны, в которой он принимал участие офицером армии Юга. Он был ранен, взят в плен, бежал в Канаду, женился там на молодой канадской француженке и через несколько лет умер. Мать Хыога во время его детства рассказывала ему о своих предках, морских капитанах и о предках отца -- плантаторах и военных, о роскошной жизни на южных плантациях, которых она сама никогда не видала, о толпах рабов,