Сознание, что сегодня он ответил ей грубо и огорчил её и без того всегда больную и озабоченную, ещё больше портило настроение.
III
На следующий день Михайлов проснулся уже спокойным и даже весёлым. Он был особенно внимателен с матерью, шутил и серьёзно упрашивал её съездить в Вену посоветоваться с докторами.
К вечеру его всё-таки стало тянуть к морю, и в голове переворачивалась всё одна и та же мысль: «А может быть, Нелли снова придёт в шлюпку, может быть, она уже там»…
Вместо Вилкинсов в шлюпке сидел и сопел над этюдом, поминутно откидывая назад голову, художник Ванюхин.
«И чего он, дурак, сюда забрался? — подумал Михайлов. — Может, Нелли и приходила, да, увидав такую рожу, сейчас же и ушла», — и потом, желая сделать Ванюхину что-нибудь неприятное, сказал:
— А, здравствуйте, вы ещё не уехали?
— Здравствуйте, нет, ещё не уехал, — ответил Ванюхин и поднял голову.
— Когда же вы едете?
— Да куда?
— А вы же собирались в какую-то деревню, иконостас ремонтировать.
— Не ремонтировать, а реставрировать, — сказал Ванюхин и посмотрел искоса как собака, которую ни с того, ни с сего дёрнули за хвост.
— Не понимаю вас, ей-Богу, — продолжал Михайлов, стараясь ногою спихнуть в море камень. — Положим, вы академии не окончили, но вы же там, кажется, полгода числились вольнослушателем… и потом ездить ремонтировать церкви. Не понимаю. Вы бы лучше картину написали, да продали бы её тысяч за пять. Вот Синявин помоложе вас, а на последней выставке только и разговоров, что о его картине.
— Не всем же Синявиными быть, — ответил, краснея, Ванюхин и с искусственно равнодушным видом снова откинулся назад, потом прищурился и сделал один мазок.
Михайлов изо всей силы ударил ногою по камню, которого не мог спихнуть, и, посвистывая, пошёл на гору. Когда стемнело, он поехал в город, там долго играл в кондитерской на бильярде и выиграл восемь партий подряд.
«Значит, в любви не везёт», — думал он и начал ставить куши углом, пока не проиграл.
Михайлов не видал Нелли целых три дня, а желание побыть возле неё и поговорить росло всё сильнее и сильнее. Он не знал, что предпринять, сердился на самого себя и на всех окружающих, а последнюю ночь совсем не мог уснуть. Проворочавшись в духоте до пяти часов утра, он оделся и пошёл купаться. День уже начался, но жара ещё не чувствовалась. Море было спокойное, однотонное, чуть потемнее неба. В купальне пахло мокрым деревом и было прохладно. Вода мерно шлёпала по обросшим мхом ступенькам лестницы. На тропинке, ведущей к морю, послышались как будто знакомые шаги. Михайлов выглянул в крохотное окошечко, пробитое в дощатой стене, и почувствовал, что у него вдруг захватило дыхание. К соседней купальне, стоявшей шагах в двадцати, шли Нелли и её мать.
«Нужно уйти, — подумал он, — но если я сейчас выйду, я могу их смутить. Подожду, пока затворят дверь»… — и не отрываясь от окошечка, он остался. Минут через пять на лестнице соседней купальни показались две фигуры в тёмно-синих костюмах. Уродство худого, изогнутого вперёд, как сухая палка, тела матери подчёркивала стройная изящная фигурка Нелли. Открытый матросский воротник обнажал вполне сформировавшиеся плечи и часть груди. Михайлова удивила правильность линий, идущих из-под её нежных рук к бёдрам, и белизна всего её молодого тела.
«Нужно уйти», — снова подумал он и встал с лавки, но вместо того, чтобы направиться к двери, снова прильнул к окошечку, увидел, как Нелли, подняв обе руки, поправляла причёску, и понял, что уйти отсюда он не в силах. «Пусть подло, пусть гадко, а я не могу, не могу»… — оправдывался он мысленно перед самим собой.
Мать Нелли несколько раз окунулась, как-то странно подвизгивая, — должно быть вода показалась ей холодной, сейчас же вышла и закуталась в мохнатую простыню. Потом она побежала в купальню, снова вернулась и, раскрывая неестественно широко рот, что-то закричала далеко уплывшей дочери.
С моря прозвенел короткий ответ. Головка Нелли с высокой причёской стала приближаться к берегу.
Доплыв до купальни, она поднялась по лестничке на площадку, повернулась к Михайлову боком и медленно стала снимать свой намокший, казавшийся чёрным, костюм. Затем подняла его, прищурилась, поглядела несколько секунд на заискрившееся уже зеленоватое море и так же медленно вошла в купальню.