И не зря, оказалось, шевелилась в его душе тревога.
После летучки Атакузы пригласил гостей в кишлак «на пиалу чая». Халмурадов с неожиданной сухостью сказал: «Подождите, раис». Взял под руку Шукурова и ушел с ним за штаб. Целый час Атакузы смиренно вышагивал у штаба. Наконец подошел инструктор райкома, пригласил его к секретарям.
Шукуров и Халмурадов сидели в тени недавно законченного двухэтажного здания за штабом. Оба сумрачные, насупленные. Халмурадов почему-то отвел взгляд от спрашивающих глаз Атакузы, кивнул на штабелей кирпичей — «присаживайтесь».
— Так, раис… Мы ценим вашу работу, ваш организаторский талант. И в кишлаке, и здесь, в степи. Именно поэтому, — Халмурадов на секунду запнулся, сдвинул брови. — Поэтому мы и должны беречь вас от ошибок.
— От каких? — нетерпеливо перебил Атакузы.
— Что за скандал произошел у вас с домом?
— С каким домом?
— Известно стало, что вы самовольно выселили механизатора из его дома и вселили туда своего дядю.
«A-а… Надирахон настрочила-таки жалобу. Всего-навсего!»— Атакузы вздохнул: гора с плеч!
— Прежде всего, я не выселил этого механизатора, а только переселил. Переселил по его же согласию!
— Однако жена подала жалобу. Она к тому же многодетная мать. И вообще — если понадобилось вам жилье, неужели нельзя было найти другой дом?
Темное лицо Атакузы сделалось чугунно-черным, сухие, смуглые пальцы, нервно поглаживавшие колено, сжались в кулак.
— Другой дом мне не подходил. Удивляюсь, товарищ Халмурадов, — в голосе Атакузы слышалась глубокая обида. — Вы спросите: какого человека я вселил в этот дом? Он делал революцию в нашем кишлаке. Он создавал здесь колхоз. Единственный сын его — Герой Советского Союза — погиб на фронте! Неужели это преступление?..
— Никто не называет ваш поступок преступлением, — заговорил Шукуров. — Но можно было дать жилье и в другом месте…
— Другое место не годится!
— Почему же?
— Почему? — Атакузы не сдержал раздражения. — Вы же знаете, у старика никого нет. Кто еще, кроме моей семьи, будет присматривать за ним? Не понимаю вас, Абрар Шукурович. Домла Нормурад большой ученый, подарил колхозу огромную библиотеку. А мы?.. Боимся создать ему маломальские условия для работы, прислушиваемся к мелким разговорчикам. Вы бы побеседовали с ним, Бекмурад Халмурадович, посмотрели бы его библиотеку.
— Вот оно как, — сказал Халмурадов с явным облегчением. — Я, например, не знал этой стороны дела. Ну хорошо, а почему сняли с работы механизатора?
Атакузы шумно вздохнул:
— Тоже к вам с жалобой?
— Да, жена его…
— Не знак/, что наговорила вам жена, но я его с работы не снимал. Перевел сюда, в степь.
— Почему? Насколько нам известно, он числился хорошим специалистом, был у вас даже за главного механика…
Атакузы краем губ усмехнулся, но тут же мгновенно погасил усмешку.
— Да потому и перевел, что он хороший механизатор. Не бездельников же ставить сюда. Сделал бригадиром…
— А можно его позвать? — спросил Шукуров.
— Нет! Уехал в область за запчастями. Не думал, что будет такой разговор, послал бы другого. Впрочем, он может письменно подтвердить все, собственноручно напишет…
— Ясно, — Халмурадов повеселел. — А вас, Абрар Шукурович, прошу поговорить с этой женщиной лично. Объясните ей все. И вообще нужно ее успокоить, уговорить, дорогой раис…
Атакузы чуть не выпалил: «Да пропади она пропадом!» С трудом выдавил из себя:
— Ладно, товарищ Халмурадов. Успокоить ее, конечно, успокоим, но…
— Что «но»?
— Неужели это справедливо? Мы трудимся, не знаем покоя, не ведаем отдыха. А стоит какому-нибудь бездельнику настрочить кляузу, и все забыто, весь наш труд обращается в прах!
— Полноте, раис, не прикидывайтесь обиженным ребенком. Вы не из тех, кто даст себя в обиду. Знаем! — рассмеялся Халмурадов и встал. — Так как же, чай ваш готов? Ну, поехали! Кстати и с вашим дядей познакомимся. Да, где же Джамал Бурибаевич? Пригласили его? Вот и отлично. Пусть он тоже познакомится с вашим дядей…
Шукуров быстро взглянул на Атакузы. Тот пошевелил было губами, но ничего не сказал.
Халмурадов и Джамал Бурибаев сели в «Волгу» Атакузы. Пригласил раис и Шукурова, но тот не захотел стеснять гостей, поехал на райкомовской машине.
Пепельно-серые барханы остались позади. Машины птицами летели по асфальту. По правую сторону дороги над горизонтом круто поднимались в дрожащем мареве величественные горы, чуть ближе, за застывшими гребнями, смутно вырисовывались первые высокие холмы…
Абрар Шукурович откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Он был недоволен и собой, и Халмура-довым. Два вопроса обсуждались с ним наедине и перед летучкой, и потом, когда сидели за штабом. Первый — о записке Шукурова в обком. Халмурадов вел себя странно, что-то крутил, будто бы соглашался: в планировании и снабжении действительно много путаницы и неразберихи, не отрицал, что это мешает нормальной работе и открывает дорогу нечестным на руку хозяйственникам. А зашла речь о конкретном — решительно отказался помочь, мягко отклонил все, о чем просил Шукуров. Притом и виду не подал, что задет критикой его, был подчеркнуто вежлив, тактичен. Отказывал в помощи — улыбаясь. Ссылался на повсеместные задержки в снабжении. Единственно, что обещал, — поддержать идею строительства второй очереди кирпичного завода в районе. Но кирпичный завод был уже «на мази» и без него. По «вопросу» Атакузы он вел себя так же странно. Ушел от обсуждения промахов раиса.
Шукуров слышал, что они давние и закадычные друзья. Но так хвалить, так превозносить перед собранием!.. Правда, потом, когда говорили с Атакузы о жалобе многодетной матери, секретарь обкома вроде бы переменился: повысил голос, помрачнел (видно, Первый наказал, чтоб был построже), но с какой готовностью принял доводы раиса, как обрадовался! Был строг по принуждению — это ясно. Впрочем, доводы оказались достаточно вескими. И надо признаться, сам Шукуров тоже симпатизировал Атакузы. Даже в обкоме пытался оправдать его неуемный «аппетит» и то, что раис нередко утоляет его за счет других. Что делать, если хозяйственные и планирующие органы нерадивы? Ведь и он сам, Шукуров, страдает из-за неурядиц в снабжении. Какого труда стоит хоть чего-то добиться для района! И все-таки он чувствовал: Атакузы переходит границы. Взять хотя бы только что состоявшийся разговор. Как держал себя, каким тоном говорил!.. Шукуров не раз встречал раисов, которые на первых порах работали с размахом, поднимали отсталое хозяйство. А потом — похвалы, поощрения, «пример для других», и потерял человек голову, занесся. Все они начинали задавать пиры по нужным и ненужным поводам, устраивали большие и пышные свадьбы. Шукуров видел их роскошные дома. Чуть кто заикнется против — всеми путями стремились убрать такого прочь с дороги. Конец зазнавшихся раисов бывал обычно печальным. Их неколебимая вера в силу власти и денег терпела крах. Не всякого можно подкупить, и далеко не всегда можно даже с помощью денег обойти закон. Но, к сожалению, уроки жизни большей частью проходят даром.
Атакузы… Шукуров еще до конца не разобрался в нем. Очень уж он разный. Иногда даже кажется наивным. Голову с ним можно сломать. То — эгоист, способный убрать с дороги любого, то, посмотришь, — одинокий путник, уставший от тягот нелегкой дороги.
Вот и в истории с домом. Будто бы не так уж он и виноват. Ведь Шукуров хорошо знает положение домлы Шамурадова. Действительно, старик будет полезен кишлаку. И все-таки есть что-то безнравственное в том, как Атакузы выкрутился из неловкого положения — прикрылся заслугами старика. Потом его слова: «Покоя не знаем, отдыха не ведаем» А вы, мол, прислушиваетесь к жалобам всяких кляузников. Есть, разумеется, доля истины и в этом, можно понять — задергали человека. Но Атакузы как бы ставит условие: «Хотите — принимайте меня со всеми моими причудами, какой я есть, не хотите — как хотите!» Надо поговорить с ним посерьезнее, одернуть. Но как это сделаешь? Секретарь обкома сам готов его выгородить, рад, когда Атакузь; подкинет хоть малейшее оправдание своим Поступкам… Нет, зачем валить на Халмурадова. В нем самом, в Шукурове, сидит давно известная так называемая интеллигентская мягкость!..