Атакузы на лету поймал удобное для него слово.
— Да вы будете самой почетной гостьей! Только бы ваш хозяин разрешил сыграть той. Вы уж похлЬпочите, а за мной дело не станет — осыплю подарками с ног до головы!
— Идет! — засмеялась Махбубахон.
И Шукуров улыбнулся шутливо:
— Не боитесь, ханум? Я с себя снимаю ответственность. За свадьбу в страду отвечать будете вы!
— Согласна! — еще звонче расхохоталась Махбуба.
Словом, первая часть встречи прошла неплохо. Спасибо Махбубехон. Подошло В1>емя прощаться. И тут Абрар Шукурович взял под руку Атакузы, отвел в сторону и вконец испортил настроение раису. Показал то несчастное письмо про Минг булак, а потом снова заговорил о жалобе Надирыхон и опять про ее мужа: мол, Атакузы за письма жены про дом наказал мужа — выслал в пустыню.
Атакузы очень разобиделся. Думал, этим жалобам положен конец, а Первый их снова вытащил. Ну Атакузы и вспылил:
— Да неужели вы всерьез принимаете кляузы базарной бабы?
Шукуров как-то странно посмотрел на него и сказал тоном, не терпящим возражения:
— Это не кляуза. Вам было поручено уладить все, и вы должны, если потребуется, даже извиниться перед ней.
— Хорошо, — неожиданно спокойно согласился Атакузы. — У вас все?
— Нет… — Шукуров потер лоб и заговорил о притязаниях Аксакала на газовые трубы.
Атакузы опять же спокойно, но твердо отказался отдавать трубы. Во-первых, деньги уже перечислены. Во-вторых, ведь он припас трубы для детсада и яслей, для детей, не для кого другого, нужны. Если что, к самому Первому поедет, в обком! Шукуров чуть смягчился, попрощался довольно тепло.
А когда выехали с Бурибаевым за город, Учар вдруг остановил машину. Подмигнул хозяину: выйдите, мол, на минуту!
Атакузы вышел. Учар зря не вызовет на разговор с глазу на глаз.
— Секретарь завернул обратно ящик винограда. Тот, который вы велели оставить им.
Атакузы в упор посмотрел на шофера:
— Сам что ли, вернул?
— Нет, шофер его вынес
— Ты сказал, что виноград из моего личного сада?
— Да, Но шофер ни в какую. Хозяин его, говорит, приказал вам больше не делать таких…
— Учар замялся, украдкой взглянул на сидевшего в машине Бурибаева.
— Подарков, что ли? — досказал Атакузы. — Ну и черт с ним… с виноградом. А ты тоже хорош. Из-за всякого пустяка машину останавливаешь. Поехали!
Атакузы совсем расстроился. Уж если не захотел брать, мог бы сам и сказать, а то через этих языкатых шоферов! Расхотелось ехать в Ташкент, да Бурибаев уговорил — обещал помочь насчет минеральных удобрений и запчастей и сдержал свое слово. Вчера же устроил Атакузы несколько сот тонн удобрений и вполне приличный комплект запчастей. Между прочим, очень даже кстати пришелся ящик отборного винограда, того самого, от которого отказался Шукуров. Вот как бывает в жизни…
Атакузы, конечно же, понимает, что действует незаконно. А что поделаешь? Упрекаете в ловкачестве? Законы нарушаю? Наведите порядок, планируйте разумно, обеспечьте всех как надо, тогда и говорите! Если кого и призывать к порядку, то хозяйственников, снабженцев, а не трудяг-раисов. Пора положить конец бесхозяйственности, а не долбить: нехорошо, незаконно! Еще не родился на свет председатель, который может выдать план без минеральных удобрений. И инженера такого не сыщешь, чтобы без запчастей заставил бесперебойно работать машины. Слушать кляузников слушают, а план, между прочим, не снижают. Ни тонны не сбрасывают с плана! Раньше все же было проще. Прежний секретарь все понимал. А этот не хочет ломать голову над трудностями. Ему и хлопок подавай, и от правил ни в чем не отступись. Сам попробуй!
Тяжелые думы, голова даже разболелась. Атакузы затряс головой, будто отгоняя назойливых мух.
Пепельно-серые барханы расступились, и впереди, у горизонта, среди мертвого моря неожиданно всплыл зеленый островок. Вот он — его город, окруженный зелеными саженцами, его стройка! "Батончики, палатки, камышовые шалаши среди хлопковых полей, а кое-где поднялись уже и кирпичные стены. Атакузы только взглянул на этот чудо-островок, и все обиды, все горестные мысли улетучились, пропали — мир посветлел.
3
От магистрали отходили дороги к землянкам бригад, и на этих боковых дорогах там и сям чернели холмики. Гудрон! Наконец выгрузили! Рабочие, человек десять, расстилали его лопатами, громадный самоходный каток утрамбовывал.
Атакузы на радостях выскочил из машины.
— Хорманглар! Не уставать вам, молодцы!
— Спасибо! — молодые парни, как по команде, выпрямили черные мускулистые тела, блестящие от пота, с интересом посмотрели на раиса.
— Рад вас видеть на моих землях, дорогие!
— Что поделаешь? — рассмеялся рыжеволосый парень с ясным наивно-голубым взглядом. — Кто силен, тот и отхватил, так ведь? Вот и нас сняли с восьмого совхоза, перебросили к вам.
— Есть еще одна — русская поговорка, дорогой: «Дитя не плачет, мать не разумеет». Уж я ли не плакал!
Рыжеволосый блеснул полоской зубов:
— Что-то вы не очень похожи на тех, кто плачет, раис-ака!
Его товарищи дружно захохотали.
— Умеем и поплакать, и посмеяться. Вот закончите асфальт — сразу устрою сабантуй. Повеселимся, джигиты!
У дверей штаба Атакузы встретил бригадир колхозной строительной бригады. Растянул рот до ушей.
— Чему так разулыбался? Кирпич привезли?
— Привезли — не то слово. Четыре самосвала со вчерашнего дня ездят без передышки! Помните ту красавицу, ее еще на летучке пробирали…
— Начальника облбыта? Ну-ну!
— Сегодня чуть свет примчалась с помощниками. Осмотрела все и дала задание своим…
— Попробовала бы не приехать! Вчера в обкоме я им накрутил хвоста! — приврал на радостях Атакузы и тут же подумал: «А ведь и впрямь надо бы зайти в обком, утрясти с газом».
Вместе с бригадиром обошли городок. Да, сомневаться не приходилось: после летучки работа в степи закипела не только на участках Атакузы. И в соседних совхозах, и на канале гудом гудели механизмы. Намного больше стало машин, кранов, бульдозеров. В степи стоял невообразимый — а какой уж отрадный! — грохот, сновало множество незнакомых людей.
Атакузы расправил плечи, почувствовал себя победителем. Теперь можно было поговорить и с Наимджаном.
Наимджан уже больше месяца работал здесь на месте бывшего бригадира Али-Муйлова. Тот теперь в кишлаке. Тихий Наимджан. безропотный, всегда со всем согласен. Это жена его мутит, не дает покоя.
Солнце жарило вовсю. Подставишь неосторожно щеку или шею — будто пламенем лизнет. Был перерыв. Люди попрятались в землянках. Только повариха у котла возилась под камышовым навесом.
— Наимджан здесь?
— Здесь, раис-ака, в землянке.
Атакузы шагнул в полумрак землянки и как в рай попал — прохладно, хоть дышать можно. В одном углу обедали девушки, подстелили камышовые циновки. В другом углу прямо на земляном полу расположились парни.
— Хорманглар, милые девушки! Бог на помощь, джигиты!
Все поднялись с места.
— Добро пожаловать, раис-ака!
Атакузы с трудом различил в сумраке Наимджана, присел рядом, взял с дастархана кусок лепешки.
— Как поживаешь, бригадир? Как дела, джигиты?
— Сами видите. Живем-поживаем под вашим заботливым крылом, прямо как на курорте!
Атакузы узнал голос — он уже сталкивался с этим парнем. Демобилизовался год назад из армии и прямо сюда. Весной в буран ходил вместе с раисом, осматривали с фонарем в руках поля. Парень не раз жаловался — условия жизни, мол, здесь плохие, в пустыне…
— Значит, опять за старую песню? — Атакузы прилег около Наимджана.
Парень посмотрел на раиса и осклабился:
— Я же говорю — курорт, а вы — старая песня!..
— Брось ехидничать, хватит!
— А вы не больно пугайте, раис-ака! А то, пожалуй, и с трактора слезу.
— Значит, хочешь испугать меня. Думаешь, трактор останется без тракториста. А на что ты рассчитывал, когда ехал сюда? Мечтал с ходу в рай попасть?
Парень со стуком отодвинул миску, привстал.