Для внука Тимура Улугбека категории добра и зла, истины и заблуждения уже не были призрачными химерами. В одном из эпизодов романа А. Якубова Улугбек размышляет о сентенциях Абхари: «Что есть истина?» — спросили однажды мудреца Абубакира Тахира Абхари, и он ответил: «Наука». «А что есть наука?»— снова спросили его. И он ответил: «Истина»… А я бы добавил еще: «И добро…»
Хронологически книга Адыла Якубова как бы продолжает трилогию Бородина. От Тимура к его внукам и правнукам. Но продолжает по-своему: иная манера, иной круг тем, иная действительность.
В «Сокровищах Улугбека» нет столь характерной для «Звезд над Самаркандом» глобальности действия, сопряжения судеб стран и народов. Нет и детальной реконструкции биографии главного героя.
Перед нами — последние дни Улугбека. Смутные, скорбные дни назревающего переворота. Событийная фабула произведения динамична. Участившиеся мятежи. Измены вельмож, которые еще вчера клялись в своей преданности. Колебания Улугбека между соблазном выставить городское ополчение Самарканда и недоверием к простолюдинам. Ведь вооружить, «поднять чернь — значит еще больше поколебать верность эмиров». И, наконец, капитуляция перед взбунтовавшимся сыном, глумление Абдул-Латифа над поверженным отцом, над священным чувством родства.
Тимур остается в трилогии С. Бородина непобежденным. Он простер свою длань аж до Средиземного моря, сокрушил всех, до кого успел дотянуться, опустошил, сровнял с землей вражеские крепости и города. И все же на склоне лет завоевателя обуревает то ли тревога, то ли недоумение. Ибо время подтачивает фундамент империи, ибо нет веры в потомков, «нет никого, кто взял бы из его черной, истертой поводьями ладони в свою крепкую молодую ладонь этот повод, направляющий коня от победы к победе. Никого нет». А коли так, то что были его дела? Суета сует.
Такой же гнев на непокорное, неукрощенное время испытывает и Великий Повелитель из романа казахского прозаика А. Кекильбаева «Конец легенды». Утопивший в крови половину вселенной, заставивший цепенеть от ужаса народы, он одинок на вершине своего могущества. И в этом одиночестве — признак бренности усилий, предвестие заката: «Безраздельная власть, слава и честь так же призрачны, мимолетны и обманчивы, как и румянец на лице смазливой и похотливой бабенки…»
И Тимур, и Великий Повелитель — разрушители, а не созидатели. Это люди без будущего, люди, обреченные на проклятия потомков.
Улугбек же видит в грядущем своего союзника, воспреемника своих мыслей. Умирая, он с благодарностью думает об учениках: «Коль есть такие ученики, жизнь, право, не прожита напрасно и не пропадут, нет, не пропадут ни сорокалетний труд собирания духовных сокровищ, ни собственные творения».
В противоположность своему венценосному предку герой книги А. Якубова уходит из жизни не победителем, а побежденным. Четыре десятилетия трудился султан Улугбек для блага Мавераннахра, «тратил наследство деда не для захвата земель… а благоустраивал города и дороги, возводил медресе и ханаки». Он старался быть милостивым, великодушным даже к своим противникам. Но вместо благодарности — ропот придворных, злоба духовенства, междоусобицы, смуты.
Однако Улугбек в концепции произведения не только обвинитель, но и обвиняемый. Писатель подходит к этой выдающейся личности с позиций историзма, не сглаживая, не затушевывая ее противоречий. Отсюда сложный нравственно-психологический рисунок образа.
Как неоднозначны итоги царствования султана Мавераннахра, так неоднозначна и сама его фигура. И на страницах повествования не смолкает полемика об Улугбеке, перемежаются голоса одобрения и хулы. А. Якубов пробивается к объективной истине через разнобой субъективных оценок. К его персонажу устремлены взоры признательных учеников и разгневанных святош, самаркандских ремесленников и зарящегося на трон будущего отцеубийцы Абдул-Латифа.
Да, Улугбек навлек на себя ярость невежественных улемов, Однако кузнец Тимур Самарканди тоже упрекает его: «Умный человек, ученый, мудрец, наверное, все звезды пересчитал, говорят, будто все их тайны узнал… А зачем в последние годы войны затеял? Что не поделил, с кем? Войны да поборы истерзали дехкан…»
Эта полемика вокруг Улугбека переплетается в романе с его собственной исповедью. Отстраненный от власти, он придирчиво анализирует минувшее, перебирает в памяти четки лет. И суд над собой столь же строг, сколь и мучителен. Увы, далеко не все свои деяния может оправдать опальный султан: «Так уж безгрешен, так уж человеколюбив был всюду и всегда? А завоевание Хорасана, а гератские несправедливости..?» Разве не от его имени брошенные на усмирение бунта воины грабили кишлаки вокруг Герата? Разве не по его указу облагались непомерными поборами дехкане? И до сих пор печет стыд за случившееся на строительстве обсерватории. Не кто-нибудь, а он сам на глазах у почтенного Кази-заде Руми избил тогда каменщика, возроптавшего на скверную пищу.
Закатные дни Улугбека становятся в концепции романа днями катарсиса. Возвышения души над суетным, ее самоочищения. И не страхом окрашены прощальные раздумья, а мудростью сострадания, пусть запоздалым, но признанием вины перед обездоленными: «Неужели, только став сирым и гонимым, человек может понять сирых и гонимых, сострадать им?»
Конечно, Улугбек был сыном своего времени, воспитанным как на скрижалях Тимура, так и на сокровищах культуры восточного ренессанса. Конечно, его гуманизм был ограничен сословными предрассудками, самими обязанностями самодержца. Писатель постоянно учитывает двойственность натуры героя, расхождение интересов правителя и ученого. И «не перед султаном Улугбеком преклонялся» самый верный его последователь Али Кушчи, нет, не перед султаном. Он преклонялся перед просветителем, обогнавшим свою эпоху, перед дерзостью гения, посягнувшего на непререкаемость догм Корана, не убоявшегося обвинений в ереси и богохульстве. Гения, отважно заявившего, что религия рассеивается, как туман, царства разрушаются, но труды ученых остаются на все времена.
Для деспотов типа Тимура смысл жизни отождествлялся с безграничной. властью, с безраздельным господством над подданными.
Для Мирзы Улугбека трон уже не был фетишем. И не утраты привилегий опасалась душа — расставания с обсерваторией. Единственная просьба к захватившему престол сыну — об этом: пусть сохранит секстант, «пусть позволит заниматься отцу наукой, только наукой».
Побежденный как государь, Улугбек побеждает в книге как мыслитель. Приговоренный к смерти, он восходит к бессмертию.
Собственно говоря, мы видим великого ученого только в первой части романа. Вторая же часть озарена памятью о нем. Той самой памятью, которая, сокрушая запреты и клевету, пробивает дорогу в будущее.
Эпическое повествование А. Якубова охватывает массу событий, персонажей, сюжетных линий. Это и расследование тайн заговора, и перипетии спасения библиотеки, и превратности любви дервиша Каландара Карнаки к Хуршиде-бану. Столь же разнообразны здесь интерьеры действия: дворцовые покои и мрачные подземелья тюрьмы, чертоги вельмож и темные улочки окраин. Чередование планов поочередно приближает к нам астронома Али Кушчи и отступника Мухиддина, шах-заде Абдул-Латифа и шейха Ннзамиддина Хомуша, Каландара Карнаки и кузнеца Тимура. Такая композиция создает многоцветную картину Самарканда, мозаику быта, нравов, обычаев, страстей.