С этих недоумений, обид начинается в «Совести» самоанализ Атакузы Умарова. И параллельно возникает нарастающий встречный иск к герою, развертывается, говоря словами Нормурада, выяснение того, что «происходит с Атакузы?.. Когда, где растерял он простые человеческие чувства? Когда успел стать таким черствым, бессердечным?»
Словом, излюбленная А. Якубовым ситуация разбирательства, дознания. Учет различных точек зрения: Нормурада, лесника Прохора Поликарпова, механизатора Наимджана… И все это без спешки, без предвзятости, с готовностью выслушать и упреки, и оправдания. Ибо далеко не прост Атакузы. Как говорит секретарь райкома Шукуров, «голову с ним можно сломать. То эгоист, способный убрать с дороги любого, то, посмотришь, одинокий путник, уставший от тягот нелегкой дороги…»
Одни догадки лежат на поверхности: зазнайство, вера в свою непогрешимость, наивное упование на то, что победителей не судят.
Другие — глубже. В текучке повседневности произошло незаметное отождествление понятий добра и пользы, дружбы и выгодных знакомств.
Во время войны юный Атакузы возмущался хищничеством, нечистоплотностью Джамала Бурибаева. Теперь он не прочь породниться с ним. Ведь от начальника «Сельхозтехники» столько зависит. И с Вахидом Мирабидовым, оклеветавшим дядю, Атакузы на дружеской ноге. Сам выбрал его в наставники сыну, прельстившись положением, титулом, хваткой этого дельца.
В прежние годы председатель колхоза умел разделить чужое горе, быть рядом с теми, у кого беда. Ныне же он «ходил только к самым влиятельным в кишлаке людям — к «нужным».
Писатель точен и в этих сопоставлениях, и в постановке диагноза. Да, прагматизм, да, неразборчивость в средствах. Где в согласии с законами, а где и вопреки им герой романа добивался рекордов, получал средства, чтобы благоустраивать поселок, сооружать школы, ясли, дворец культуры. И если что-то мешало, мог пренебречь справедливостью, прижать недовольных, отхватить кусок у соседей
Возведенный на пьедестал принцип успеха чреват. неизбежным смещением нравственных критериев. Обхаживая Вахида Мирабидова, Атакузы искренне хотел помочь сыну. Но помощь эта обернулась для Хайдара бедой: утратой самостоятельности, иждивенчеством. Намереваясь строить комплекс в Минг булаКе, председатель опять-таки планировал выгоды: дополнительные тонны мяса, статьи в газетах, слава передовика. Но то — на одной чаше весов, а на другой — неучтенные, неподсчитанные убытки: уничтожение горных лесов, сотен родников, гибель красоты, «чуда, созданного самой природой».
Казалось бы, приговор автоматически запрограммирован. Типовая, чуть ли не банальная история. Секретарь райкома Шукуров «не раз встречал раисов, которые на первых порах работали с размахом, поднимали отсталое хозяйство. А потом похвалы, поощрения, «пример для других», и потерял человек голову, занесся… Конец зазнавшихся раисов бывал обычно печальным. Их непоколебимая вера в силу власти и денег терпела крах. Не всякого можно подкупить, и далеко, не всегда можно даже с помощью денег обойти закон».
Но это — по схеме, по трафарету. А в случае с Атакузы шаблонная логика если и срабатывает, то как-то натужно, с перебоями, одышкой, оговорками. Недаром старый Нормурад, несмотря нескончаемые стычки с племянником, все же защищает его в предсмертном обращении к райкому партии.
В повести «Птица жива крыльями» поэт Убай, приехавший расследовать жалобы на председателя, пасует перед подобным же казусом: «Я привык белое называть белым, а черное — черным. А тут все как-то боком».
Такое же недоумение прорывается и в «Совести»: «Как непонятно устроена жизнь! Светлое так часто соединяется в ней с темным».
Есть в романе А. Якубова весьма примечательный эпизод. Встреча раиса с бригадой, работающей на степной целине. Сколько раз отражала эта бригада натиск песчаных бурь, расчищала засыпанные поля, пересевала их! Сколько раз звучали в ее честь похвалы и аплодисменты! А герои газетных очерков как ютились, так и ютятся в землянках. Без электричества, без водопровода. С утра и до вечера под палящим солнцем. То подвели снабженцы, то обманули строители. И Атакузы, сдерживая подступающую ярость на разгильдяйство, заверяет: «Но теперь говорю твердо, в последний раз: разобьюсь, а будет в этом году у вас жилье! Если не умру, если доживу до зимы, сдержу свое слово».
И уж можно не сомневаться — сдержит. Правдами или неправдами, подношениями или угрозами, не мытьем, так катаньем, но добьется своего. А правила, инструкции? Так не каяться же потом перед бригадой: мол, фондов нет, лимиты исчерпаны, поставщики подкачали. Кроме почтения к инструкции, есть еще и стыд перед людьми, перед девушками, которые возвращаются с поля в землянки, есть еще и совесть, боль души. Вспоминая предупреждения Шукурова, Атакузы мысленно протестует: «Упрекаете в ловкачестве? Законы нарушаю? Наведите порядок, планируйте разумно, обеспечьте всех как надо, тогда и говорите!.. Еще не родился на свет председатель, который может выдать план без минеральных удобрений. И инженера такого не сыщешь, чтобы без запчастей заставил бесперебойно работать машины. Слушать кляузников слушают, а план, между прочим, не снижают. Ни одной тонны не сбрасывают с плана!»
Образ секретаря райкома написан с некоторой скованностью, недоговоренностью. Иными словами, без той художнической свободы, которая воплотилась в характере председателя.
Атакузы весь на виду. Вот он — со своим внутренним миром, со своей хитростью и со своей наивностью, своей проницательностью и беспринципностью. Шукуров более замкнут, сдержан, осторожен. И показан он скорее в сфере рассуждений, нежели поступков и чувств.
Такая скованность пера хоть и отчасти, но объяснима. Шукуров — новый человек в районе. А в этом положении есть и свои преимущества, и свои минусы. Конечно, свежий глаз еще не притерпелся к рутине. Со стороны, как известно, виднее непорядки, упущения, махинации. Но долгий ли срок отпущен секретарю, чтобы наблюдать со стороны?.. К сожалению, у героя А. Якубова еще мало собственного опыта, и прежде всего опыта действия, преодоления. Отсюда уязвимость благородного максималистского пафоса. Увещевая Атакузы, Шукуров сплошь и рядом не может предложить конструктивного решения. И тогда сквозь морализаторство прорастают сомнения. После поездок по колхозам «Шукуров стал больше понимать и Атакузы, и других раисов. Вот он, секретарь райкома, требует от них хлопка, беспрекословного выполнения плановых заданий… А сам в глаза не может им посмотреть. И как посмотришь, когда требовать требуешь, а дать то, что нужно для того же хлопка, не можешь. Не сами ли мы толкаем раисов на обходные пути?..»
В этом столкновении аргументов жизни формируется отношение к персонажу, рождается объективная нравственная оценка. Писатель не амнистирует эгоистических замашек председателя, прагматического небрежения этикой. Но он отграничивает вину от беды, распознает за противоречиями личности питающие их противоречия действительности. Как ни горек для Атакузы людской суд, боль, причиненная им, целительна. Она разбивает душевную очерствелость, инерцию растворения в конъюнктуре, заставляем прислушиваться к мнению окружающих, соизмерять сиюминутные расчеты с логикой правды и совести.
Современная действительность, изображенная в романе, изменчива, подвижна. Ее течение то и дело вскипает на коварных порогах, созданных карьеризмом, потребительством, приспособленчеством, экономическими неурядицами, неразумным вмешательством в природу… Но та же действительность властно утверждает высокие нравственные нормы, гуманистические идеалы и ценности. И потому дает осечку практика Атакузы. И потому оказываются несостоятельными принципы Вахида Мирабидова. За свою капитуляцию перед Джамалом Бурибаевым Фазилат заплатила годами страданий и унижений. «Неужели у дочки жизнь будет такой же горькой, как и у матери?» — со страхом думает она. Однако Латофат уже чужда вынесенная из прошлого психология покорности, повиновения судьбе. И в независимости ее характера, в гордом осознании достоинства личности тоже сказывается время, его поступь.