— Ведьмак! — радостно закричал Нюхакрыл, но Октопус сразу стукнул его по голове.
— Молчи! Не видишь? Спит ведьмак! Подождем, пока проснется. Эй! Фир! Иди, жарь форель! — а потом тихо, чтобы никто не слышал и добавил, — пацан небось голодный сидит.
Разбудило Ведьмака не солнце, которое светило ему в глаза и не шумный разговор одной эльфки и четверых гномов. Разбудил ведьмака Моргана вкусный, жареный запах мяса, который исходил от костра. Ведьмак осмотрел поляну и увидев своих старых друзей, выбежал к ним.
— Октопус! Нюхакрыл! Фир! Муфилин! Как же я рад вас видеть! Какими судьбами?
— Какими-какими, — пробурчал Муфилин. — Выгнали нас, Ведьмак. Из нашего родного города, — а потом посмотрев на друзей, добавил, — нет у нас больше дома! Всех гномов выгнали из города! Люди, пришли ночью и сказали, что заказывают для себя большую партию доспехов и оружия! Мы как глупцы повелись на это, хотя ведь знали— в городах война, люди гонят чаровников на север, дальше от своих городов и… и нелюдей тоже гонят.
Его перебила Элиза, которая до этого сидела и ела ногу зайца.
— Рассказывай дальше, мы знаем, что идет война.
— Открыли мы ворота, — Муфилин смотрел вперед, будто ничего не видя перед собой, будто вспоминая тот день, — а люди стали нас отбрасывать, выгонять из шахт, домов. Тех, кто сопротивлялся — били так, что потом те не смогли даже звука произнести. Жен, детей выгнали первых, видать пожалели. Нас же, сначала жестоко избивали. Расспрашивали про тайные ингредиенты руды. Тех, кто говорил — оставляли у себя — тех, кто не говорил — били еще больше.
— Как сбежали вы? — спросила Эльфка, отложив кусок мяса.
Муфилин отвернулся.
— А где Сун? — спросил Морган, оглядываясь. — Опять отравился?
— Ага, отравился, — буркнул Октопус, — болтами арбалетчискими отравился. Убили его, твари людские. Вогнали в него три болта. Один — в ребро. Второй — в колено. Третий — в живот.
Элиза хотела выйти, но из вежливости осталась, чтобы гном закончил свой рассказ.
— Вышли мы из города так, что про нас книги писать надо. С топорами, арбалетами и секирами. Вышли так, что люди убегали от нас. Но вот… Сун… увидев маленькую девочку-гномика, на которую замахнулся человеческий солдат, увидел страх в ее глазах и ненависть в глазах человека, увидел, что отец девочки лежал на земле спиной вверх..
И кинулся туда, меж девочкой и людским солдатом. Кинулся самоубийственно. И жестоко. Отрубил он сначала руку человеческому поддонку, потом — отрубил секирой голову и как мяч пнул эту самую голову ногой. Этот мужик людской, оказался сержантом, а его отец и возглавлял тот отряд…
Гномы притихли. Было слышно, как пролетал комар.
Нюхакрыл ударил себя по шее и посмотрел на ладонь. Потом брезгливо вытер о кору деревьев.
— Суна окружили сразу. Мы даже подобраться не смогли к нему близко, только вывели ту маленькую девочку. Которая оказалась совсем не гномом, а человеческим детенышем, которая в городе оказалась совершенно случайно. Нюхакрыл, я, Октопус. Все мы слышали, как вогнали в тело Суна три болта. Похоронили мы его за городом. Рядом с его женой и дочкой.
В лагере наступило совсем тихо. Элиза тихонько всхлипывала, Морган Рид смотрел в лес, а гномы смотрели вдаль.
— А где та девочка? — спросила Элиза, немного успокоившись.
Октопус указал на камень. Когда Элиза его обошла, то увидела маленькую девочку, лет девяти-десяти. Волосы у нее были темные, как уголь. Кожа была белой-белой, а глаза — зеленые, как весенняя травка, яркие, как ночные звездочки.
Была эта девочка метр десять, не больше. Ростом с гномов. Одета она была в порванное платьице и маленькие походные ботиночки.
— ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ! — вскрикнул Нюхакрыл, — Сун погиб как герой, защищая своей шеей человеческое дитя! Что же будет дальше, если уже сейчас человек на человека руку готов поднять? Не хотел бы я дожить до этих лет! Ох не хотел.
— Как тебя зовут? — спросила Элиза, садясь на корточки.
— Бесполезно, — сказал Фир, который до этого жарил зайца, — она не говорит. — Вообще. Слова ни сказала за весь путь.
— Вы убивали кого-нибудь при ней? — спросила Элиза.
— Бандитов. Пару человек. И все.
— У нее просто шок, — сказал Муфилин, — батька погиб, и Сун. Переживет, куда денется.
— А что вы с ней будите делать? — не унимаясь, спрашивала Элиза. — Вы ведь не пойдете с ней? Она ребенок!
— Ребенок? — спросил Фир. — Она не ребенок. Она видела уже все: Смерть близких, голод, болезни. Она… может стать хорошим гномом. Вместо Суна.