— Я не знал про этот случай, — сказал он, — но увидел нацарапанную на красном зерне надпись «£1000». Однако это не приближает нас к разгадке тайны. Кто нас предал? Кто сообщил о нас «Благочестивым»?
Как только он это произнес, в дверь комнаты негромко постучали. Франсуа, сидевший по правую руку от председателя, поднялся, бесшумно вышел из-за стола и на цыпочках подошел к двери.
— Кто там? — чуть слышно произнес он.
Кто-то ответил ему по-немецки, и каждый из сидевших за столом узнал этот голос.
— Грачанка! — воскликнул Бартоломью и от волнения приподнялся.
Если для кого-то причина натянутости в отношениях между Старкье и бывшим капитаном нерегулярной кавалерии еще оставалась загадкой, в этот миг она разрешилась. Достаточно было увидеть, какой огонь вспыхнул в глазах обоих мужчин, когда девушка вошла в небольшую гостиную.
Крепче сложенный и более темпераментный Старкье встал и шагнул ей навстречу. Его лицо загорелось от волнения.
— Мадонна, — пробормотал он, целуя ее руку.
Девушка была в богатой облегающей собольей шубе, подчеркивающей все плавные изгибы ее стройной фигуры, прекрасную голову ее венчала круглая меховая шапка.
Она протянула затянутую в перчатку руку Бартоломью и улыбнулась.
Бартоломью, как и его соперник, тоже знал подход к женщинам, но это был более сдержанный подход, отягощенный западными традициями и закованный в цепи условностей. Как мы и говорили, он действительно был презренным негодяем, но в свое время, подолгу пребывая в обществе воспитанных людей, он успел пообтесаться и обзавестись зачатками галантности. Впрочем, сейчас он имел дело лишь с теми людьми, которые ограничиваются снятием шляпы при появлении женщины. Но он повел себя еще более несдержанно, чем Старкье: руку девушки не отпустил да еще, заглянув ей прямо в глаза, задержал взгляд. Видя это, Старкье заволновался.
— Товарищ, — произнес он весьма раздраженно, — с нашей маленькой Марией мы можем поговорить позже. Нехорошо, если она будет думать, что отрывает нас от работы… И «Четверо»…
Он заметил, как девушка вздрогнула.
— «Четверо»? — повторила она. — Выходит, они и вам написали?
Старкье грохнул кулаком по столу.
— И вы… Вы! Они осмелились угрожать вам? Господи…
— Да, — сказала девушка, в ее приятном грудном голосе прорезалась хрипотца. — Они угрожают… мне.
Она расстегнула меховой воротник, как будто в комнате вдруг стало невыносимо жарко и душно.
Старкье, который уже набрал полную грудь воздуха, чтобы что-то сказать, увидев выражение ее лица, смолчал.
— Но я боюсь не смерти, — медленно продолжила она и тут же прибавила: — Хотя я даже не знаю, чего боюсь.
Нарушил повисшее после этих слов молчание Бартоломью, который не обратил внимания на загадочные трагические нотки в голосе опечаленной девушки.
— Посмотрите вокруг! — бодро и беззаботно воскликнул он и весело рассмеялся. — Если вас окружают такие мужчины, право, стоит ли обращать внимание на подобные театральные выходки этих «Благочестивых»? — Но тут он вспомнил два зерна и тоже сник.
Столь полным и непостижимым было охватившее их при упоминании имени врага ощущение надвигающейся беды, и до того тронул их сердца вид готовой разрыдаться женщины из Граца, что все, кто был в гостиной, вдруг услышали звук, который не замечали до сих пор, — тиканье часов.
Повинуясь выработавшейся с годами привычке, Бартоломью сунул в карман руку, достал часы и, чтобы сверить время, обвел взглядом комнату. Это было одним из тех обычных, повседневных движений, которые кажутся столь неуместными, когда в воздухе висит давящее ощущение трагедии, но оно развязало языки собравшимся, и все загомонили.
Старкье взял в свои медвежьи руки дрожащие ладони девушки.
— Мария, Мария, — взволнованно зашептал он, — не берите в голову, все это глупости. Подумайте сами, женщина из Граца, которая бросила вызов России! Которая не склонила головы перед Миртовским… В чем дело?
Последние слова были произнесены грубо и громко и адресовались Бартоломью. Ибо уже во второй раз за этот вечер он смертельно побледнел и стоял, озираясь по сторонам расширившимися глазами, не в силах произнести ни слова.
— Боже правый, да что с вами? — воскликнул Старкье и взял его за локоть. — Что случилось?.. Говорите! Вы пугаете ее!
— Часы! — сдавленным голосом пробормотал Бартоломью. — Где… где часы? — Его глаза беспомощно метались из стороны в сторону, не находя циферблата со стрелками. — Прислушайтесь, — прошептал он, и все затаили дыхание. Тиканье было слышно совершенно отчетливо: тик-так, тик-так.