ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
И вот настало время возвращаться Володе домой.
Прощай, Москва, — большая, шумная, загадочная. Прощай, дядя Митя!
Дядя и племянник обнялись.
Володя сказал:
— До свиданья! Спасибо!
Дядя Митя сказал:
— Жаль, что мало погостил. Летом приезжай опять. Кланяйся маме!
Володя остался в вагоне, а дядя Митя, пощипывая свою «военную» бородку, пошел к выходу. И вот уже поезд медленно поплыл вдоль перрона. Володя видел из окна, как дядя Митя шел по перрону вслед за поездом и махал рукой. Поезд побежал быстрее, и дядя Митя отстал.
Володя отошел от окна, сел на полку и задумался. И кто бы мог подумать, что судьба снова сведет его со знаменосцем, что на этот раз знаменосцем окажется невысокая светловолосая девушка. Она вошла в купе с небольшим баульчиком, в белом пуховом платке, из-под которого были только видны глаза и нос.
Девушка положила баульчик на скамейку, развязала свой пуховый морозный платок, и сразу на плечи рассыпались светлые льняные волосы. Казалось, что она рассыпала волосы нечаянно и, вооружась гребенкой, спешила их скорее собрать вместе. Девушка улыбнулась Володе и сказала:
— Здравствуй!
И Володя кивнул ей головой:
— Здравствуйте!
Девушка села в поезд не в Москве, а на ближайшей станции. И, глядя на ее раскрасневшееся лицо, Володе казалось, что она опоздала на поезд и два часа бежала следом, пока не нагнала его.
— Ты один едешь? — спросила девушка.
— Один, — с достоинством сказал Володя, а про себя подумал: «Какая разговорчивая! И все-то ей надо знать…»
А девушка действительно оказалась разговорчивой. Не успела она раздеться и разложить необходимые вещи (книжку, мыльницу, одеколон), как начала буквально осаждать Володю расспросами. Ее все интересовало: откуда и куда Володя едет, в каком классе он учится, хорошо ли катается на коньках.
Володя нехотя отвечал на ее вопросы. И ему очень хотелось подчеркнуть своей сдержанностью, что он человек серьезный, а не какой-то там беспечный мальчишка, которого так запросто можно спрашивать о чем угодно. И тут он не выдержал и бросил фразу, которую никак не мог себе простить. Он сказал:
— Я — знаменосец дружины.
Ему почему-то казалось, что это произведет впечатление на незнакомую девушку и она тут же прекратит свои неуважительные вопросы.
Но девушка, узнав, что Володя знаменосец, оживилась еще больше.
— Вот здорово, — воскликнула она, — и я тоже была знаменосцем!
— В дружине? — заинтересовался Володя.
— Нет, на стройке, — ответила девушка.
— На стройке? А разве на стройках бывают знаменосцы?
Он не поверил девушке.
— Бывают.
— А что же они делают? — спросил Володя и недоверчиво оглядел девушку: мол, что серьезного можно ожидать от такой пигалицы. Ей и знамя-то не удержать на ветру.
— Что делают? — переспросила девушка. — То же, что и в бою.
«Ну это уж ты загнула!» — едва не вырвалось у Володи. Но он промолчал.
Однако девушка прочитала в его глазах недоверие. И вот что она рассказала Володе.
Это произошло на Волге, на строительстве гидроэлектростанции, неподалеку от города Горького. В канун Первого мая дикий и необузданный паводок нарушил все планы строителей и поднял волжскую воду выше проектной отметки. Вода прибывала. Течение было особенно быстрое, будто волжская волна спешила опередить строителей. Над стройкой нависла угроза.
Самым уязвимым местом оказались шлюзы. Именно здесь незваная гостья — сильная тяжелая вода — стала размывать дамбу. Вопрос стоял так: или весенняя хмельная Волга размоет вал и хлынет в котлован, все разрушая на своем пути, топя экскаваторы, краны, временные постройки, или людям нечеловеческими усилиями удастся сдержать грозное наступление Волги.
В поселке уже были вывешены алые первомайские знамена. Но улицы были безлюдны. В клубах не гремели оркестры. Не звучали песни. В домах не пекли пироги. Все ушли на дамбу, как на фронт.
Сюда, на узкую земляную перемычку, мчались самосвалы с мешками цемента, с бутом. Но и машины оказались бессильными сдержать натиск Волги.
И тогда комсомольцы бросились в ледяную воду и стали грудью сдерживать балласт. Вода сбивала с ног смельчаков. Она сводила руки, брала за горло каждого, кто осмелился вступить с ней в единоборство. Наступил такой критический момент, когда люди на минуту разуверились в своей силе. Усталые, окоченевшие, они вдруг почувствовали, что Волга сильнее, что у них нет больше сил бороться.