Сон не приходит.
«На третьем этаже или на четвертом?»
За окном хрустит морозный снег под скребком дворника: хррр, хррр…
«В 7 „А“ или в 10 „Б“?»
«Спи! — сам себе приказывает Володя. — Спи!»
Но этот приказ никак не выполнишь. Часы в соседней комнате пробили шесть раз. Разве ночь уже прошла и наступило утро? Шесть часов утра. До поезда остается три часа. «Время есть! — подумал Володя, — сбегаю в школу, найду знамя, уеду со спокойной совестью».
Володя оделся и на цыпочках вышел в коридор.
И вдруг его одолело сомнение: «Стоит ли бежать в школу за три часа до отхода поезда? Ведь так можно и опоздать. Тогда прощай, Москва!.. Знамя не иголка, найдется. А если не найдется?..»
И тут Володя вспомнил магазин, где на витрине красовались знамена, вымпелы, транспаранты. Знамена — большие, маленькие, шелковые, кумачовые, бархатные, с тяжелыми золотыми кистями и без кистей. Магазин знамен. Здесь можно раздобыть знамя. И какое знамя! Не то что старенькое дружинное: оно выгорело на солнце, мокло под дождями. Нет, в магазине знамена новенькие, с иголочки. Даже лучше будет, чем старое.
Деньги? Деньги есть. Вот уже полгода Володя Бубенец копит деньги на велосипед.
В копилке немало денег. На знамя хватит.
Жалко? Сам виноват, не будешь раззявой.
«Возьму и куплю знамя!» — подумал Володя, и покой возвратился к нему.
Он уже стал было стягивать с себя пальто, но в это время щелкнул замок, дверь тихо отворилась, и на пороге показался Володин сосед по квартире Игнат Петрович. Его пальто и шапка были покрыты таким густым слоем снега, будто он принес на плечах с улицы полметели. Усы у него были щеточкой, скулы острые. Глубоко посаженные, умные, с хитринкой глаза смотрели на Володю с недоумением.
Игнат Петрович снял шапку, отряхнул с нее снег и потер замлевшее на морозе ухо.
— Куда это ты собрался ни свет ни заря? — спросил он Володю.
— К отъезду готовлюсь, — невпопад ответил Володя и тут же подумал: «Игнат Петрович человек бывалый, все знает. Возьму и спрошу его о знамени».
— Игнат Петрович, а сколько стоит знамя? — обратился он к Игнату Петровичу.
Игнат Петрович был так удивлен этим вопросом, что не сразу понял его и даже спросил:
— Какое знамя?
— Как — какое, — в свою очередь, удивился Володя, — красное!
— Красное? — Старик внимательно посмотрел в глаза мальчику.
Чувствовалось, что вопрос мальчика заставил его призадуматься и неожиданно разбудил в нем какие-то далекие воспоминания.
— Могу сказать… Дорого! Впрочем, давай подсчитаем, — сказал старик и выставил одну руку вперед, словно собирался подсчитывать и загибать пальцы.
Вот что рассказал Игнат Петрович Володе.
Было это много лет назад, в 1905 году.
В воздухе пахло грозой — приближалась первая русская революция. Рабочие запасались оружием для боев с царем. Тогда-то большевики Харьковского депо Южных дорог решили, что им не обойтись без красного революционного знамени. А для этого нужны были деньги.
Вот и встали сборщики в день получки у окошечка с короткой надписью «Касса». Получает рабочий деньги, а сборщик пальцем манит его к себе — «Должок!» Рабочие уже знали, что это за «должок». И каждый совал в кулак сборщику кто пятак, кто пятиалтынный, а кто и серебряный полтинник с головой царя вместо решки. А ведь каждая такая монета была недоеденным ломтем хлеба, потому как у рабочих каждая копейка на счету.
И все же к концу дня в шапке у сборщика оказалось около двадцати рублей денег. Их вручили слесарю Николаю Коваленко:
— Вот, держи двадцать целковых. Чтобы к завтрашнему дню было знамя!
Коваленко принял деньги, пересчитал их до последней копейки и отправился в магазин. Он купил алого шелку и золотой канители. Покупку принес домой и отдал жене.
Никогда не приходилось жене рабочего шить знамена. Всю ночь вместе с подругой просидела она за работой. Подрубили полотнище, на нижнем краю вышили золотые зигзаги. А на рассвете золотой ниткой по алому шелку написали слова: «Да здравствует социализм». И чуть пониже поставили золотую дату: «1905».
Отправляясь в депо, Николай сложил новенькое знамя вчетверо и спрятал его под куртку. Ему не терпелось развернуть знамя и показать его всем своим товарищам, но было еще не время.
Когда кончился рабочий день, над Харьковом вдруг запели хриплые тревожные гудки. Рабочие стали собираться на митинг. И тут Коваленко вскочил на паровоз, развернул знамя и поднял его двумя руками над головой. Он держал над собой знамя и во весь голос выкликал слова: