- Елизавета Максимовна, - вмешался в разговор Николай, - он не поймет, но станет делать положенное с удовольствием. Позже сообразит, гораздо позже.
- Чего это я не пойму, тупее тебя что ли? - возмутился Дмитрий
- Помолчи, - осадила его хозяйка, - а ты, Коля?
Дубогорова смотрела на него ждущим взглядом.
- А у меня выхода другого нет. Ответ не лучший, но вы предпочли бы его масляной сказке.
- Да-а-а, - то ли огорченно, то ли задумчиво протянула Дубогорова, - сказки замечательны в детстве, но и взрослому человеку иногда хочется сказок. Потанцуем...
Она встала с кресла и включила музыку через компьютер, настроенный, видимо, уже заранее на определенную мелодию. Зазвучало танго, и бесцеремонный Дмитрий пригласил ее первым.
- Тебе, Дима, больше нравятся быстрые танцы, а сейчас звучит совсем не то. Погуляй во дворе или иди к себе в комнату. Свободен, - уже не предлагала, а приказала она.
Дубогорова изящно протянула руку Николаю, и он повел ее на середину гостиной. Взял за талию, притянул к себе, отодвинул немного и повел на себя в такт музыки заученными движениями танца. В свое время он оттачивал эти "па" с обыкновенным стулом, наблюдая за парой по компьютеру в детском доме. Такая возможность предоставлялась редко, но многое он запомнил неплохо.
Улучив момент, когда ее ноги немного отстали, он притянул грудь к себе и пошел в обратном направлении. Шокированная Дубогорова подчинялась всем его движениям и быстро поняла стиль его классического танго. Она не рассуждала сейчас, где он этому научился, она приближалась, отдалялась, поворачивалась боком и закидывала ногу вверх. Она танцевала, ведомая юным мужчиной, совсем не так, как представляла себе в мыслях совсем недавно. Прижаться грудью, ощутить мальчика бедрами и наслаждаться его волнением. Она танцевала по-настоящему и от этого распалялась сильнее.
Музыка кончилась, кавалер, держа ее за одну руку, галантно наклонил голову.
- Вы прекрасно танцуете, Елизавета Максимовна, сразу поняли танец и уловили ритм. Это великолепно!
Она, все еще тяжело дыша от танца и охватившего желания, ответила неожиданно:
- Совершенно неглупый мальчик, владеющий светскими манерами и прекрасно танцующий, хочет сказать мне, что воспитывался и вырос в детском доме?
Дубогорова разрывалась на части. Ей хотелось уложить прямо сейчас мальчика в постель и наслаждаться его молодостью, выпивая соки до последней капли. Делать перерыв и любить его снова и снова. Но вдруг он подослан полицией?..
- Я вас понимаю, Елизавета Максимовна, - спокойно ответил Николай, - человек может многое, но он не может составить генный набор еще до своего рождения. Хорошо это или плохо для будущего, но мне не досталась туповатая наследственность Димы Рукосуева. Мы выросли вместе и помним друг друга еще с дошкольного возраста. В противном случае я бы появился у вас один - тупость не закодируешь на все случаи жизни, и она всегда проколется, например, на цвете детского горшка или шляпки воспитательницы лет десять назад. Полагаю, что сомнения у вас уже развеялись. Еще глоток вина?
- Пожалуй, можно, - согласилась она.
Николай плеснул ей вина в бокал и себе глоток водки. Предложил тост с прелюдией.
- О любви сейчас говорить рано и даже, наверное, непристойно. Но есть другие чувства и желания, подвластные человеку. Я предлагаю и о них пока умолчать. Но природа настолько талантлива, что у нее есть ответы на все случаи жизни. Она преподносит нам на блюдечке всего лишь единственный термин - симбиоз. По-моему, за него стоит выпить.
- Симбиоз? - удивленно переспросила Дубогорова, - любая форма взаимодействия между организмами... Другой бы говорил о контракте, расчете или нечто подобном, а ты симбиоз...
- Просто природа родилась раньше нас, - ответил Евлампиев.
Дубогорова жестом предложила выпить, потом поставила бокал на стол и пошла, снова жестом зовя его за собой.
Утром она принимала душ, подставляла лицо под струи воды и улыбалась, вспоминая нежное и ласковое юное тело Коленьки. Аромат молодости исходил из него, который не заменить никакими французскими или другими туалетными водами, одеколонами и лосьонами. Парни и девушки любят друг друга или просто занимаются сексом, не осознавая благоуханной младости возраста, а на закате очень чувствуется недостаток непосредственной юности.
Коленька, ее милый Коленька... Его мальчик звенел камертоном, входя в самую глубину чувственного наслаждения, и она то ласкала рукой оставшееся снаружи, то вдавливала в себя его ягодицы, подрагивая от чувств и стонала от наслаждения. Юность... она бы отдала за нее все свои миллиарды. Но бездарно растраченную молодость уже не вернуть.
Дубогорова накинула халат на мокрое тело и вернулась в спальню. Николай еще посапывал носиком лежа на животе с откинутым одеялом. Двум разгоряченным телам было не до одеял, и она ушла в душ, не прикрыв его. Теперь она любовалась юным телом при дневном свете и охваченная новым желанием склонилась над ним. Николай, почувствовав ее, произнес, не открывая глаз:
- Ты пахнешь горным ручейком и чистотой...
Он притянул ее к себе и вновь овладел женщиной снизу, перевернувшись только тогда, когда мальчик перестал стучаться в ее душу. Стиснув ладонями груди, он поводил язычком по соскам и бросил коротко:
- Я в душ.
Она осталась лежать на кровати, млея от счастья. Не хотелось вставать, не хотелось ни куда идти, так бы и лежала с ним целыми сутками, не выходя из спальни. Но пришлось накинуть халат и снова идти в душ. Промежность от напряжения немного побаливала, но это было труднообъяснимое и приятное чувство.
Завтракали они вдвоем на веранде. Дубогорова вся прямо светилась от счастья и не могла насмотреться на своего Николая. Она не только влюбилась, но и гордилась им. После прошедшей ночи он мог бы потребовать себе каких-либо льгот. Но он даже не заикался о привилегиях и вел себя предельно скромно и тихо.
- Дмитрия нет с нами, и ты не спрашиваешь о нем, - поинтересовалась хозяйка.
- Елизавета Максимовна...
Она сразу же перебила его:
- Лиза, для тебя я Лиза и на "ты".
- Хорошо, Лиза, понятно, что ему здесь не место, и ты отправила его обратно в общежитие. Каждому свое - он в детдоме в стрелялки играл, шкодил помаленьку и слабых обижал. А я старался заняться самообразованием, никто нас там танцам не обучал, книг мало, но был слабенький компьютер, который не поддерживал игрушек. Но можно было читать книги, заниматься самообразованием и этот компьютер почти никого не интересовал. На уроках дают знания, а получать их дополнительно никто не хотел. Никого не интересовало, например, для чего в ресторане подают большую тряпичную салфетку, что бумажной можно вытирать губы, а ей только промокнуть. Никого не интересовали книги Виктора Гюго, Александра Дюма, Конан Дойля, исторические романы про Петра Первого, "Тихий Дон" Шолохова и многое, многое другое. Но американские боевики о садизме, жестокости и лжи смотрели все. До сих пор не понимаю, как по существу антироссийские фильмы не сходят с наших экранов. Я не удивлен, что Рукосуева здесь нет.
Это хорошо, подумала Дубогорова, что Николай считает Дмитрия вернувшимся в общежитие. Еще, когда она уходила первый раз в душ, она отдала команду тихо передать Рукосуева тетке обратно. Но та не повезет его в общагу, она продаст его одной бальзаковской дамочке. И она не завидовала Дмитрию - здесь он мог иметь все, а там станет сидеть на цепи. На самой обыкновенной цепи, как собака. А дамочка станет иметь его с наручниками, хлыстом и другими садистскими средствами. Она госпожа и будет заниматься сексом в роли учительницы и провинившегося ученика. Или медицинской сестры, ставившей укол привязанным к бедрам фаллосом в незатейливый зад больного. Позже его снова вернут тетке, которая уже теперь продаст его на органы. Все это Дубогорова знала, и сама применяла насилие. Но только в том случае, если молодой мужчина отказывался с ней спать добровольно. Его привязывали к кровати, и она занималась с ним сексом в свое удовольствие. Позже мужичек поступал к бальзаковской даме с последующей передачей на органы. Но парней, кто спал с ней добровольно и позже желал уйти, она отпускала, давала денег и отпускала.