Не удовлетворив голода, Дмитрович почувствовал волну тоскливого раздражения. Когда находишься в изоляции, всякий мелкий бытовой эксцесс превращается в удар по расшатанным нервам. Монотония, механическое повторение одних и тех же привычных действий каждый день в сочетании с одиночеством приводят в все накапливающемуся раздражению, которое рано или поздно выплескивается наружу в той или иной форме. Голод, холод, страх, неуверенность усугубляют это состояние: голодному всегда мир кажется мрачнее. И важно в этом случае не просто набить желудок, а именно утолить голод, то есть насладится вкусом и ароматом доброкачественной пищи…но если и меню такое же однообразное, то дело плохо. Впрочем, достаточно иной раз и стандартно закусить, как все вещи вокруг становятся гораздо мягче и приятнее для восприятия, чем до этого: отчуждение от человеческого общества не таким тяжелым, условия быта – вполне терпимыми, и даже воздух – прозрачнее и тише. Простые и незатейливые удовольствия в сложных условиях ценятся куда больше, чем всякие изыски в пресытившемся мире. Теперь, когда завтрак приходилось ждать почти до ужина, краски вокруг потускнели настолько, что хотелось выйти, встать на четвереньки, и начать протяжное вытьё…
Утренний состав приходил в девять пятнадцать, а до того времени никаких особых занятий. Он достал свой карманный медиапроигрыватель и открыл файл-учебник про устройство новейших железнодорожных вакуумных тоннелей. Это была одна из новинок современной техники –поезда, двигаясь по таким тоннелям с почти неограниченной скоростью, не испытывали при этом сопротивления воздуха, что, как известно, растет в квадрате к величине скорости.
Технические книги, написанные абсолютно бесстрастно, не способные пробудить никаких других чувств, кроме отупляющей скуки – первейшие друзья пустынников, помогающие сохранить спокойствие внутреннего мира. Чем больше работы мозгу и меньше эмоций – тем лучше… Такая литература действует, как листья коки для древних перуанцев: увеличивает работоспособность и угнетает желания, а там, где нет несбыточных желаний – там всегда легче. Несчастье голодному видеть все, что связано с пищей, если нет возможности наесться. Увлекательные художественные произведения, фильмы – они словно изысканный десерт, который можно проглотить за один раз или смаковать и получить истинное наслаждение, но рано или поздно они приедаются. Скучные учебники, подобно пресному хлебу, такого эффекта не вызывают, их можно глодать очень долго…
Неопытные пустынники загружали свои медиапроигрыватели различными развлечениями, но от них не становилось легче. Контраст между монотонной, безрадостной жизнью на станции и карнавальной пестротой развлекательных файлов убивал, уже через месяц все файлы были просмотрены или «прощелканы» и казались на один манер. Обучающие же программы, выполненные с особой скрупулезностью, похожи на четки для священнослужителей: дают какой-то особый настрой, когда все вокруг становится как-то чище и проще. Особенно, когда с пятой или шестой попытки понимаешь то, о чем говорит автор. Это вообще особое и странное ощущение озарения, когда темный лес непонятных слов и формул вдруг исчезает и перед глазами встает ясная, как солнечный день, истина и все вдруг становится элементарным, настолько элементарным, что даже смешно вспомнить все затруднения до этого.
Ровно в девять пятнадцать прибыл состав. Никаких неисправностей выявлено не было, и после заправки локомотива, он дал гудок и тронулся в путь. Собственно, состав был маленьким, хоть и тянулся почти на полтора километра. А вообще же в современном автоматическом составе, за счет использование тяговых двигателей на каждом вагоне, длина и общий вес не были ограничены столь уж строго, можно было видеть, особенно в защищенных от авианалетов тоннелях под Москвой и Петербургом грузовые поезда в пятьсот и даже в восемьсот вагонов. Такие составы обслуживались специальными центрами грузообработки, и наблюдать их работу было очень занимательно. Поезд подавался к специальному магнитному порту-подъемнику, крыши вагонов раскрывались и оттуда выскакивали, зависая в воздухе, словно на сеансе практической магии, контейнеры ярко-песочного цвета. Контейнеры раскладывались на своеобразные стеллажи или отправлялись в трубы-тоннели, по которым поступали или на другой поезд или в пункт назначения. Поезд медленно ехал далее, и уже другие контейнеры слетали со стеллажей и мягко двигаясь по магнитным монорельсовым подвескам (именно они и создавали порой эффект «зависания в воздухе») грузились в освободившиеся вагоны, крыши которых сразу закрывались. Собственно, такие поезда даже не останавливались, если только этого не требовали технические нужды, вроде профилактического ремонта. На разгрузку и погрузку пятисот вагонов тратилось не более получаса. Конечно, это было настоящей революцией по сравнению с теми временами, когда все делали люди, пусть и с помощью механизмов: мир машин уже сам себя совершенствовал. Техника достигла того уровня развития, когда у человека, который ее созерцает, невольно просыпается комплекс неполноценности. Именно из осознания собственного несовершенства рядом с миром созданных нами машин нам так хочется любоваться природой, которой становится все меньше и меньше. Техносфера, которую мы создаем вокруг себя, перестает быть комфортной для нашей же жизни, потому что она создана для блага системы, и система диктует ее законы. Человек уже давно перестал быть хозяином, и власть имущие, считающие себя властителями, глубоко ошибаются – они такие же игрушки общей системы, как и миллиарды других: учителей, адвокатов, врачей, инженеров, солдат, полицейских, преступников, проституток, воров, наркоманов и алкоголиков… Мы, люди, всегда обретали могущество на основе рабства других… Люди – рабовладельцы по своей жестокой природе, потому что не могут существовать без продуктов, которые производятся чужими руками. Просто по мере развития общества рабы меняли свой облик, и теперь ими стали детища коллективного исследовательского и инженерного разума, воплощенные в металле, бетоне, пластике и полупроводниках. Но рабовладельцы всегда бояться своих рабов, особенно по мере того, как все более разумными и сильными последние становятся; а все растущие потребности делают процесс поумнения и совершенствования рабов неизбежным. Вот отсюда и рождается этот душевный дискомфорт, этот шизоидный страх, отравляющий душу человека и превращающий его в дрожащую, слабую сущность.