Когда Тэтчер выступила в парламенте в 1979 году по делу Бланта, она упомянула один интересный факт: между 1951 и 1956 годами Блант помог Филби восстановить свои контакты с русскими. В 1954 году «Петерс» присутствовал на лекции Бланта в Куртолдз-институте. После лекции он подошел к Бланту и, показав ему открытку, спросил его мнение о картине. На ее обороте рукой Бланта было написано: «Встретимся в восемь часов завтра, Ангел. Каледониан-роуд». Когда Блант явился по указанному адресу, то там был «Петерс», который просил его организовать встречу с Филби58.
Блант в 1961 году специально выезжал с лекциями на Ближний Восток, в том числе в Бейрут, чтобы встретиться с Филби и предупредить его об опасности. Он остановился в Ливане у своего старого друга, английского посла в Бейруте сэра Мура Кроствейта, и не побоялся пригласить Филби в посольство, хотя тот был уже под подозрением.
Предупреждение, сделанное Блантом, было как нельзя своевременным. Английская контрразведка уже начала свои операции против Филби. В те годы резидентом английской секретной службы в Бейруте был Николас Эллиот, друг Филби еще по военным временам. Но Эллиот выше дружбы, однако, ставил свою карьеру. Недаром говорится: «Избавь нас, Бог, от таких друзей, а с врагами мы сами справимся». Эллиоту было поручено проверить Филби и «прижать» его. И он это делал с искусством, которому позавидовал бы Макиавелли. Он знакомил Филби с «секретными документами» (может быть, специально изготовленными для него) и ждал, когда Филби начнет передавать их в Москву.
В январе 1963 года, уже после окончания срока своей службы и отъезда из Ливана, Эллиот внезапно вернулся в Бейрут и в беседе с Филби стал предъявлять ему одно за другим «доказательства» его разведывательной работы на КГБ. Эллиот дружески посоветовал, а по существу потребовал от него возвращения в Англию для дачи показаний. Он обещал Филби в последующем освобождение его от судебного преследования. Филби вел себя во время бесед-допросов очень искусно. Он не отрекался от того, что одно время разделял коммунистическую идеологию, но «ведь в Англии нет закона, запрещающего это», добавил он. Вместе с тем категорически отрицал, что он советский шпион.
Как свидетельствует дневник Филби, он считал первой заповедью разведчика «никогда не признаваться». Но Филби был не только разведчиком, но и дипломатом (да и обе эти профессии очень близки друг другу) и не дал категорически отрицательного ответа на предложения Эллиота. Он понимал, что его отказ от возвращения в Англию мог бы спровоцировать английские спецслужбы на крайние меры (кто знает, какие, но Филби понимал, они могли быть самыми жесткими). Вместо недипломатичного «нет, ни в коем случае», он сказал: «Я должен подумать, хотя предложение об иммунитете в принципе мне нравится, но мне надо взвесить все обстоятельства». Во время следующей встречи он выдвинул некоторые условия «своего признания». Завязались переговоры. Ким тянул время, пока его друзья, включая Бланта и его коллег в Центре, готовились к решающему ходу. Есть сведения, что Блант вторично встречался с Филби, вероятно, после разговора с Эллиотом. Так, во всяком случае, утверждает Фримантл в своей книге о КГБ.
Блант возвратился в Лондон, уверенный, что Филби уже в Москве и что если когда-нибудь Секретная служба найдет улики и против него, то ему советские друзья предложат такой же выход.
Побег во время грозы
Многие бывшие в Бейруте 23 января 1963 г. запомнили этот день. Одни потому, что в тот день разразилась страшная гроза и дождь лил как из ведра; другие — из-за тех сенсационных событий, которые тогда произошли.
Филби с женой Элеонорой были приглашены на вечер в гости к своим хорошим знакомым — первому секретарю английского посольства и его жене и с удовольствием приняли приглашение. Филби в городе был занят работой, примерно в пять часов он позвонил домой и сказал подошедшему к телефону сыну: «Скажи маме, что я приду прямо на ужин, пусть она отправляется одна». Но на ужин Ким так и не пришел. В тот же день находившееся в гавани Бейрута советское торговое судно внезапно, даже не захватив предназначенного для него груза, отплыло из порта. Впрочем, может быть, это было простое совпадение событий.
58
Так эта история излагается со слов Бланта. Я спросил у его куратора, так ли это было в действительности? И он сказал: «В основном факты излагаются правильно. Я получил задание выехать из Москвы в Лондон, восстановить связь с Филби и, так как он попал в трудное материальное положение (не по своей вине), помочь ему. Сделать это можно было только через Бланта, но и с ним связь к тому времени оборвалась (тоже не по его вине). Мне надо было найти удобный случай встретиться с ним, возможно, на людях (прежние условия и договоренности уже не действовали). На это у меня ушло три месяца. Я посещал открытия различных художественных выставок, встречи деятелей искусств, но всё было напрасно. Бланта на них не было. И, как часто бывает, помог случай. В то время в Италии городские власти решили снести какую-то арку, довольно древнюю. Итальянские художники начали кампанию протеста, так как, по их мнению, арка представляла собой большую художественную ценность. К ним присоединились и английские деятели искусств вместе с Блантом, а может быть, и во главе с ним. Они объявили в прессе о предстоящем собрании протеста в поддержку итальянских художников и о выступлении на нем А. Бланта. Я узнал об этом из лондонских газет. Узнал и пошел на него. Нарочно сел в первом ряду, чтобы Блант, находившийся в президиуме, увидел меня. Но, как мне кажется, он не понял, что я хочу с ним встретиться. Тогда-то после собрания я и подошел к нему и показал заранее заготовленную мною открытку. Дальше все излагается правильно. Связь была восстановлена. Поручение Москвы было выполнено».