— Ну.
— Всю подземную инфраструктуру в этом гигантском новом районе делает город. То есть то, что под землей — город, а она за свои средства строит и потом продает наземную часть. Сам знаешь, основные расходы — это как раз подведение коммуникаций. Возведение коробки — не проблема. Копейки.
— Да знаю.
— Вот-вот. Это тебе не шесть тысяч квадратных метров. И заметь: ни отселять, ни переводить никого никуда не надо, идеально ровная площадка, коммуникации на халяву. Чудо. Строй коробку безо всякой отделки — и продавай за живые деньги.
— Неужели она не боится, что когда власть переменится, ее тут же посодют?
— Когда такие бабки, уже ничего не боишься.
— А что — посодют?
— Сто пудов.
Тут к Валентине очень кстати приблизились Игнатий под ручку с хозяином дома.
— Иван, познакомьте же нас с вашими гостями, — сгоравшая от любопытства Валентина попыталась сказать это как можно более невинно. И она улыбнулась в сторону беседовавших джентльменов. Игнатий невразумительно поддакнул. Последнее время это было единственное, на что он был способен.
— Ну, вас мог бы и супруг познакомить… (Игнатий беспомощно улыбнулся на всякий случай, он не понимал, как бы ему удалось познакомить Валентину с двумя совершенно неизвестными ему людьми). Это наши сотрудники, точнее Петр Андреевич мой зам, а Иосиф Завралович — из аналитического отдела. «А, ну тогда понятно» — с облегчением подумала Валентина, не терпевшая никаких неясностей.
— Вы, наверное, знаете наизусть фильм «Берегись автомобиля»? — чтоб завязать разговор, обратилась к одному из собеседников Валентина. — Почему же вы сделали такой вывод? — изумился тот.
— Ну как же: «Тебя посодют. А ты не воруй».
Повисла пауза.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну просто я краем уха услышала, что вы сказали «Ее посодют», и вспомнила, что точно так же Папанов сказал Миронову: «Тебя посодют. А ты не воруй. Твой дом — тюрьма».
— И что еще вы услышали краем своего уха? — как-то не очень дружелюбно спросил мнимый знаток фильмов Рязанова.
— Что вы, что вы, только это. Обрывок фразы.
Джентльмены, пожав плечами, пошли в другой конец комнаты.
— Какие-то они у вас шибко деловые, невеселые какие-то, — чтоб как-то исправить положение, игриво заметила Валентина.
— Да, — рассмеялся хозяин дома, — они у нас такие. Бизнес отнимает много времени. Вот они и дерганые.
Все это было очень странно. Какой такой бизнес. Когда Игнатий пришел в кремлевское управление кадров со своей трудовой книжкой, с него взяли расписку, что он ни в каких коммерческих структурах не участвует, побочных доходов не имеет, а если участвует и имеет — то обязуется в самое ближайшее время с этим завязать. Они еще с Присядкиным долго думали, являются ли побочным доходом те три тысячи долларов, которые они получали каждый месяц за сданные на «Аэропорте» бывшую холостяцкую «двушку» Игнатия плюс так называемый «кабинет» — то есть тоже квартиру, но только однокомнатную, этажом выше. Странно. Получается, что не со всех брали такую расписку.
— Да ладно, Валентина, не берите в голову, — видя минутное Валентинино замешательство, сказал хозяин дома, — забудьте, что я вам сказал. Это хорошие, преданные работники. Это главное. Команда. Они не сдадут. Вот что важно.
— Уже забыла, — сказала Валентина и подмигнула Ивану Харитоньевичу.
Тут к ним приблизился знакомый Валентине по телевизору юморист, и с выраженным сибирским акцентом обратился к Присядкину:
— Приветствую великого писателя земли Русской! — юморист явно был подшофе.
— Надеюсь, вы все знаете нашего знаменитого Петра Вольнова, — сказал хозяин дома. — Хочу открыть вам маленький секрет, мы с ним по-соседски много вечеров провели, обсуждая один судьбоносный вопрос.
— Угу, — подтвердил юморист, характерно щелкнув себя по шее, как бы уточняя, как именно коротали они эти долгие вечера.
— Так вот, Петр согласился баллотироваться в губернаторы своей родной области. У нас там торчит, как гвоздь, один нелояльный товарищ, к тому же ворюга лютый. А Петра народ знает, любит, гордится им. И при нашей поддержке, я думаю, результат будет неплохой. Выборы через полгода, так что пора уже готовить почву. Пиар надо начинать уже сейчас, потом поздно будет.
— А разве по новым законам не президент назначает губернаторов?
— Тссс! — поднес палец к губам Иван Хавритоньевич. — Президент только предлагает, и не более того. Ох и долго же мне пришлось наседать на нашего Петра, развеивать его сомнения.
— У меня сомнение было только одно, — и юморист изобразил двумя пальцами еще один всем известный жест, в переводе с языка глухонемых означающий «деньги».
— Ну да, — догадалась Валентина, — юмористы, видимо, неплохо зарабатывают.
— Наивная вы все-таки женщина, Валя, — добродушно усмехнулся Иван Харитоньевич, — никто не зарабатывает больше губернатора. Вы знаете, раньше царь посылал особо заслуженных дворян в провинцию в губернаторы «на кормление». Так и называлось. И, верите ли, с тех пор мало что изменилось. Особенно как вертикаль власти мы укрепили: теперь будем окормлять нужных людей без осечки. Никто мимо нас не протиснется, кормитесь на здоровье, но чтоб мы знали все в деталях.
«Во как дела обделываются, — с восхищением подумала Валентина. — Пришел в гости эстрадником, ушел губернатором. Почему мы не живем в таком доме?» Валентина проживала со своим баклажаном в писательском доме, жил там, правда, еще один банкир и один таможенный шишка, но в целом от соседей практической пользы не было ровным счетом никакой. Валентина с таким подобострастным вниманием слушала Ивана Харитоньевича, что того, как говорится, понесло. Он уже не мог остановиться.
— Видишь ли, Валя, трудно делать деньги, если у тебя мало денег. Я имею в виду изначально. Вот тебе один пример. Общедоступный способ заработать. Слушай. Вот у тебя, допустим, есть четверть миллиона долларов. Ну к примеру, не спорь. Покупаешь за 50 тысяч земельный участок в хорошем месте, строишь на нем деревянный дом за 200 тысяч. Страхуешь его на полную стоимость в трех страховых компаниях по ставке полпроцента годовых. Итого ты затратила пятьдесят плюс двести плюс три тыщи. Итого 253.000. Затем ты поселяешься в этом доме (это важно), живешь месяцев десять, не меньше (тоже важно). Затем дом сгорает. Конечно, выдрать из страховщиков после пожара стопроцентно полные суммы невозможно, начинаются ссылки, что фундамент уцелел, камин не сгорел и так далее. Но в любом случае от каждой компании в среднем получим по 170 тысяч. Итого максимум через полгода получаем в сумме полмиллиона зеленых. То есть капитал удвоен…
— А жить-то в этом доме зачем? — поинтересовалась Валентина.
— А затем, что страховщики в подобных случаях проводят тщательнейшее расследование. Так что хочешь — не хочешь, а изображать безутешного погорельца придется… Но это еще не конец. Потому что на эти деньги начинаем новое строительство…
— И снова сжигаем? — осклабился юморист.
— Ни в коем случае! Это будет крайне подозрительно, голову открутят. Нет, просто строим новый дом. Но уже не деревянный за двести тысяч, а каменный за четыреста. А оставшуюся сотку вбухиваем в ландшафтный дизайн: фонтаны, горки, редкие породы деревьев, всюду розы… И вот как только распустятся розы, выставляешь свой каменный дом с великолепным участком и, повторяю, в хорошем месте — на продажу. За миллион. Минимум.
— Да что вы! За миллион! — всплеснула руками Валентина. Слово «миллион» для нее, как и для любого обывателя, было наполнено особым, магическим смыслом.
— Я ж сказал: не меньше чем за миллион. Вся история заняла у тебя года три-четыре, за это время цены на недвижимость и землю подросли, они никогда не падают, а ты все ж таки продаешь отличный дом на отличном участке и в отличном месте. Можно за копейки нанять газетчиков, которые попиарят место, где этот дом расположен, пиар-это такие смешные расходы, что даже учитывать их не будем. Так что, если не торопиться, конечно, выручишь за дом с участком не меньше миллиона наличными. А наверняка — больше. Итак…
— С ума сойти, — Валентина пребывала в полном восхищении.
— Вложила 253.000. Получила в четыре раз больше. И таких схем, дорогая Валентина, множество. А я развернул перед тобой простейшую, в которой административный ресурс незадействован. Если же задействовать этот ресурс — то все делается быстрее и проще.
— Типа? — снова встрял юморист.