Пятно.
Черное на черном, но будто… будто провал? В силе? В самой ткани мира.
- Молодец! – голос Карраго слаб. – А теперь… фиксируй, ставь метку и выходи. Не резко… давай, возвращай границу.
Зачем?
Разве нужна она? Как можно добровольно…
- Давай! – рявкает Карраго, и Винченцо практически выбрасывает из того состояния, в котором он находился. Он вдруг осознает себя, стоящим посреди комнаты, согнувшимся в три погибели.
Едва дышащим.
Рука, которой он оперся на стол, дрожит мелко и часто.
И рядом, не позволяя упасть, стоит Дикарь. Его руки крепко держат Винченцо. И хорошо… хорошо… но в нем все равно что-то неправильно.
Категорически.
Что?
Потом…
Изо рта, кажется, тянутся нити слюны, Винченцо пытается их сглотнуть, но выходит слабо.
- Метка… - Карраго поворачивается к дверям.
Что это вообще было и почему…
- Нет, ты… ты не ошибся? – Карраго поднимает рывком и заглядывает в глаза, а потом отвешивает пощечину. – Давай, соберись. Не заставляй меня жалеть, что связался с тобой…
- Ты… ты меня использовал.
Слабость.
Знакомая такая.
Оглушающая.
- Во благо. В то самое общественное благо, о котором так пеклась твоя сестра…
- Да он сейчас отключится, - заметил Дикарь.
- Он сейчас подберет слюни, выдохнет и отведет нас к метке, - Карраго сдавил щеки, заставив Винченцо задрать голову.
- Если вы ему шею сломаете, он точно никуда нас не отведет.
- Если сломаю, то верну на место. Я целитель все-таки.
А сила его по-прежнему темно-зеленая, но какая-то… тухлая? Пронизанная болезнью. И выходит, что и сам Карраго действительно болен.
Болен?
Как это вовсе возможно?
Он… он ведь незыблем. Если не вечен, то почти. И вот… болезнь?
Но дышать и вправду стало легче. И слабость отступила.
- Понял теперь? – поинтересовался Карраго вполне себе миролюбиво. – Когда я говорю что-то делать, делать надо незамедлительно.
Сила…
Её ведь было так много. она была разлита вокруг, и Винченцо сам являлся частью этой силы. А теперь? Это… из-за границы? Той, что восстановилась по привычке?
Если её снять…
- Только попробуй. Точнее можешь, потом, когда меня рядом не будет, - Карраго руку убрал и за спину спрятал. – А то отвлекайся потом на твое воскрешение.
- Это… что это было?
- Детей, у которых проявляется дар, не зря заставляют выстраивать границы. И держать их. Дело даже не в работе источника. Просто… не просто. Потом поговорим.
И в этом примерещилось обещание.
Винченцо все-таки разогнулся.
- Метку свою видишь?
- Д-да…
- И где он?
- Рядом, - с недоумением произнес Винченцо. – Совсем.
И по ощущением она приближается.
Ближе.
И…
В дверь вежливо постучали, а потом она открылась и в комнату заглянул барон.
- Это… тут… такое вот… в общем, мы тут чего-то нашли… кажется.
Винченцо почувствовал, как зудят руки. И не только у него.
- А теперь она вот…
Мальчишка посторонился, пропуская Ирграма, который нес на руках императрицу мешеков. Девочку осторожно поставили на пол, а она, кажется, и не заметила.
Она стояла, сжимая в руках пластину из темного металла, не способная отвести от нее взгляда.
- Знаете, - Карраго улыбнулся так широко, что стали видны бледные десны. – А жить с каждой минутой становится все интереснее.
И словно отзываясь на голос его, дверь приоткрылась еще шире, пропуская тварь, которой самое место в ночных кошмарах.
- Тихо! – барон вскинул руки. – Это… ну, собачка такая… она не кусается.
Он посмотрел на нежить задумчиво и добавил.
- Наверное.
Глава 43
Глава 43
Миха
- Ну вот… а сидеть там совсем… ну не мог я там смотреть! Не мог! Я знаю, что барон и все такое… что должен и пример подавать. Но она же умирала! – мальчишка втянул голову в плечи. – А Ица сказала, что случилось чего-то… что смертью запахло. Сильно.
Миха даже предположил, откуда взялся тот самый запах смерти.
- Мы и пошли… видели, как мертвецов выносят. А потом в подвал. Она позвала. А там он вот…
Упырь выглядел примерно так, как и подобает истинному упырю. Разве что от солнца не прятался, наоборот, бочком, бочком, а подобрался поближе к окошку. Даже выглянул осторожненько.
Невысокий.
Сгорбленный какой-то. Ощущение, что голова ушла в плечи. Макушка лысая, сама кожа какая-то буроватая или сероватая, словно пылью припорошенная.
Черты лица сглажены. Нос почти исчез, а вот пара ноздрей, прикрытых пленкой, осталась. И пленка эта то исчезает, то закрывает ноздри.
Безгубый рот.
Длинные руки, которые почти касаются земли.
В общем, еще та девичья мечта.
А тварь, подобравшаяся к нему, и того краше.